Энтони Берджесс - Долгий путь к чаепитию

Эдгар, который теперь шел по дороге, спросил у маленького солдата, кашлявшего от поднимаемой пыли:

— А что он сделал?

— Moi, — ответил солдат, — je ne parle pas francais [41].

— Но я говорил по-английски! — возразил Эдгар.

— Твоя правда, — раскашлесмеялся маленький солдат. — Я в последнее время всё путаю: сегодня дерешься за немцев, завтра за бельгийцев, на выходных — вполне может быть — за испанцев, — просто голова кругом идет. Так о чем ты говорил?

— За что идет война?

— Ich verstehe kein Deutsch [42].

— Но я же говорю по-английски!

— Твоя правда, твоя правда. По мне, лучше не знать, за что воюешь, ведь тебе, может, совсем и не хочется за это воевать, а если не воевать, где добудешь себе хлеб с маслом, а? Не говоря уж о большой кружке вкусного чая с молоком и сахаром.

— Я бы что угодно за нее отдал! — воскликнул Эдгар.

— А как же! — ответил солдат. — Но там, куда мы идем, скорее всего, будет вино.

— Разговорчики в строю! — Эдгара и маленького солдата стал пихать сержант в запыленном мундире и с огромными щетинистыми усами. — Эй, парень, где твой барабан? Ты должен идти впереди, за несколько шагов до скакуна Его Священного Величества, и бить со всей мочи, чтобы парни шагали в ногу.

— Но я не из вашего войска, — ответил Эдгар. — И буду очень признателен, если вы перестанете меня так толкать.

— Не толкнуть ли тебя по-другому, а? — рявкнул сержант. — А ведь я могу, парень, ей-Богу, могу. Выметайся отсюда, раз у тебя кишка тонка, чтобы сражаться за правое дело. Запевай! — заорал он. — Запевайте вы, идолопоклонники несчастные, и взбодрите свои трусливые сердца!

Все солдаты тут же запели, не исключая и Его Священного Величества, хотя некоторые слишком кашляли от пыли, чтобы из всего этого вышло что-нибудь по-настоящему музыкальное:

Эдгар подождал, пока они, маршируя, исчезнут в облаке пыли, а сам пошел в обратную сторону, ибо был уверен, что они не могли идти в Эдембург. Он был уверен, что в Эдембурге правил не король Людовик XIV Французский. Уж в этом-то Эдгар нисколько не сомневался.

Дорога в Эдембург была очень долгая, и по пути Эдгар видел мало любопытного. С одной стороны тянулись луга, где паслись коровы, с другой вдоль дороги бежал ручей, где плескались рыбки. Коровы умели петь. Эдгар подивился, что кто-то не пожалел времени на их обучение, тем более что пели они не особенно мелодично. Главной их песней была та, что называется «Моя страна, тебя…» [43], если вы американец, и «Боже, храни королеву» (или «короля», если на троне оказывается король; в нашем же случае, поскольку я рассказываю историю Эдгара, мы имеем королеву — благослови ее, Господи, — сияющую красотой и блистающую умом: Ее Величество — благослови ее, Господи, и спаси — Эдит I — продли, Господи, ее дни — с шеей столь длинной и белоснежной — да охранят ее небеса, — что иногда Ее Величество называют — с подобающим, всеобъемлющим и верноподданнейшим почтением — Эдит Лебединая Шея), если вы британец. Коровы, разумеется, не могли осилить слова ни того, ни другого варианта, но мотив у них получался: каждая брала по ноте. Сначала одна корова мычала первую ноту, потом повторяла ее (первая и вторая ноты совпадают), затем наступала долгая пауза, которая продолжалась до тех пор, пока другая корова постепенно не приходила к осознанию того факта, что ей пора вступать, и тогда она мычала третью ноту. Таким образом, на исполнение фрагмента «Моя стра…» (или «Боже, хра…») уходило в среднем три минуты, от чего вся процедура становилась очень скучной. Но у коров появлялось какое-то занятие, кроме жевания травы и производства молока, так что, может быть, на самом деле это и не было совсем уж пустой тратой времени. Коровы исполняли и другую, гораздо более сложную песню — «Погляди как пляшет суслик» [44]. В их трактовке она звучала как похоронный марш для безногих.

Рыбки в ручье, бежавшем справа, отличались большей живостью. Они выпрыгивали из воды, ловя мух, которых они всех знали по именам, но ни одну не могли поймать. Их это нисколько не огорчало, и Эдгар слышал, как они весело щебетали: «Вон Фрэнк Джефри — опять промашка» — «Гарри Броуэм всегда успевает увернуться» — «Сид Смит больно прыткий, благослови его, Господи». Одна старая рыбина, которая прыгала неуклюже и кряхтя, словно страдала рыбьим ревматизмом, все время ворчала: