Энтони Берджесс - Долгий путь к чаепитию

— Вы должны отдавать себе отчет, что на самом деле я знаю, кто был кем; но разумно время от времени делать вид, что не знаешь всего. Иначе люди могут счесть тебя заносчивым. Это, — завершил он, — и послужило поводом к созданию стихотворения.

— Слишком много слов, — проворчал Дердлс. — Трудно было бы вырезать их все на могильном камне. И все же, полагаю, каждому по его вкусу.

— В том-то и дело, — повторил сэр Виллоуби, — что на самом деле я знаю, кто был кем. Это было лишь поэтической вольностью.

— Наконец-то! — воскликнул юный Кроссджей, показывая очищенное яблоко. — А то я уж думал, никогда с ним не управлюсь. Здорово. — Он зашвырнул его в высокую траву, улыбнулся Эдгару и сказал: — Терпеть не могу их есть. Я их чистить люблю!

— Спасибо вам еще раз, — сказал Эдгар. — А теперь мне надо идти. — И он поклонился так старомодно и изысканно, что Летиция хихикнула.

— Какой вежливый мальчик! — воскликнула она.

— Я знаю, кто есть кто, — повторил сэр Виллоуби громко и сердито.

— Итак, — закончил Эдгар, — всем до свидания.

— У меня есть могилка как раз для тебя, — сказал Дердлс. — Через полгода будет мала — очень уж мальчишки растут, — но сейчас в самый раз. Пойдем, покажу.

— Я знаю, я действительно знаю!

— Конечно, разумеется, дорогой Виллоуби.

— Обернемся за минуту, — сказал Дердлс.

Эдгар побежал. Он бежал и бежал, пока не забежал за поворот. Он еще услышал сердитый крик сэра Виллоуби:

— Я знаю, знаю, на самом деле знаю!

Но вскоре все стихло, и все внимание Эдгара поглотила открывшаяся перед ним панорама великого города Эдембурга, горевшего в лучах предвечернего солнца. Мальчик стоял на холме и смотрел на раскинувшуюся внизу лесистую долину, по которой гигантской змеей вилась серебристая река, а на реке, пересеченной множеством мостов, стоял, сияя куполами, сам город.

— Эдембург! — выдохнул Эдгар и тут же услышал, как рядом тоненький голосок с отвращением повторил это слово.

— Эдембург! — сказал голосок. — Тьфу!

Эдгар посмотрел себе под ноги и увидел белого человечка, одетого во все белое и опиравшегося на кривую палку.

— А как, — продолжал, насупив брови, человечек, — тебя зовут, если у тебя есть имя, чего никак нельзя исключить? Говори, не мешкай.

— Эдгар, а вас?

— Угадай с трех раз, — сказал человечек.

Эдгару хватило одного раза. Он спросил:

— Бел?

— Все зависит от того, как ты пишешь это слово. Если через одно л, то нет. Если через два, то да. Белл.

— Вы, кажется, — заметил Эдгар, — очень невысокого мнения о том величественном городе, что раскинулся внизу в долине.

— Так оно и есть, — сказал мистер Белл. — Я сочинил стихи об этом. Слушай.

Почти все, кто встретился Эдгару в тот день, читали какие-нибудь стихи; тем не менее он подавил вздох и вежливо стал слушать. Человечек продекламировал с горечью:

— Очень сложно, — сказал человечек, — найти рифму к «сардинам». А теперь — самое важное место. Слушай внимательно:

— Я не понял про зверя и самку, — сказал Эдгар, плохо расслышавший последнюю строчку, поскольку человечек пробормотал ее себе под нос.

— Разумеется, это его мать, — ответил человечек. — Очень скоро ты все поймешь. А теперь не перебивай. Я подхожу к последнему четверостишию, которое подводит итог всему:

Человечек сумрачно кивнул и сказал:

— Думаю, долго ждать не придется. Да ты сам увидишь, когда туда попадешь.

И он заковылял прочь от города, опираясь на палку и что-то бормоча себе под нос. Эдгар, с радостью и надеждой в сердце, стал спускаться по склону холма к Эдембургу. Стихотворение было совершенно бессмысленным.

Ах, Эдембург — он казался таким восхитительным городом! Эдгар с удовольствием гулял по его красивым улицам, но все время думал, как бы ему вернуться в класс, а оттуда — домой, пить чай (урок наверняка уже закончился). Он спрашивал обаятельных полицейских, которые с улыбкой патрулировали одетые зеленью проспекты и сияющие витринами улицы: