Ричард Бах - Ничто не случайно

– Вот это наш домик, – извиняющимся тоном начал Карл.

Я и Стью расхохотались одновременно.

– Так, небольшая хижина в лесу, верно, Карл?

– Ну… хорошо ведь иметь местечко, знаешь, куда можно приехать и расслабиться.

Мы совершили краткую экскурсию по этому элегантному дому, испытывая при этом странное ощущение. Мы почувствовали приближение к цивилизации. Карл получал огромное удовольствие от своего дома, и благодаря этому это было счастливое место.

– Можете переодеться здесь, ребята. Пойдем искупаемся. То есть вы пойдете. А я за первые пять забросов поймаю две рыбы. Бьюсь об заклад.

Уже почти стемнело, когда мы босиком спустились по бархатному склону газона к его причалу. По одну сторону выкрашенного в белый цвет деревянного причала находился эллинг, а на блок-талях висел быстроходный катер.

– Батареи, возможно сели. Но если мы его заведем, то отправимся покататься.

Он спустил катер на воду и нажал на стартер. Раздался лишь пустой щелчок – и тишина.

– Пора бы и помнить, что надо подзаряжать батареи, – сказал он и снова поднял катер в воздух.

Карл принес с собой небольшую удочку и взялся выполнять свое обещание насчет Двух Рыб за Первые Пять Бросков в тот самый момент, когда я и Стью, разбежавшись, прыгнули с причала в воду. Озеро было прозрачной бездонной чернотой, словно чистое масло, двадцать лет выдержанное на льду. Взяв с места в карьер, мы поплыли к бакену, находившемуся в ста футах от берега, и оттуда наблюдали, как покидают небо последние отблески солнца. Вместе с ними исчезли и звуки на всем Среднем Западе, и шепот от нашего бакена легко доносился до берега.

– Карл, довольно тяжелая у тебя жизнь, – сказал я через разделявшую нас воду.

– Еще два года, и я уйду на покой. А может и раньше, если удастся получить разрешение медиков на полеты. Да я бы и в этом году все бросил, если бы мог летать один! Но если я не могу летать, то сидеть здесь просто так было бы совсем скверно.

Со второго заброса он поймал рыбу и выпустил ее обратно в темную воду.

Мы оторвались от бакена и медленно поплыли к причалу. Деревянные перекладины лесенки были гладкими и поросли мягкими водорослями, а когда мы поднялись на белые доски причала, воздух был теплый, как летняя ночь.

– Я проиграю заклад, – сказал Карл. – Вы распугали мне всю рыбу своим плеском. Пять забросов и всего одна рыба.

К тому времени, как мы вернулись в дом и натянули на себя наименее грязную одежду, Эверетт успел уехать, вернуться и выставить на стол громадный пакет, из которого еще шел пар.

– Я взял дюжину гамбургеров, – сказал он. – Этого должно хватить, как по-вашему? И еще галлон пива.

И мы расселись в тот вечер за столом у камина в берлоге Карла с ее стеклянными стенами и принялись поглощать гамбургеры.

– Знаешь, мне ведь пришлось продать Птицу, – сказал Карл.

– Что? Почему? Это же был твой аэроплан!

– Да, сэр. Но я не смог этого вынести. Выходишь к ней, моешь ее, полируешь, а сам летать не можешь, – эта самая медицина, знаешь. И самолету было плохо, и мне было плохо. Вот я ее и продал. Тельма до сих пор держит свою Цессну, и мы время от времени на ней летаем. – Он покончил со своим гамбургером. – Да, у меня тут есть кое-что вам показать. – Он встал из-за стола и вышел в гостиную.

– Я очень надеюсь, что медицинское разрешение все же будет получено, – сказала Тельма Линд. – Это так много значит для Карла.

Я кивнул, думая о том, как это несправедливо, что жизнь человека так сильно зависит от того, что для всех прочих является лишь клочком бумаги. Будь я на месте Карла, я бы сжег все бумажки в камине и летал бы сам в своем самолете.

– Вот это вы посмотрите с удовольствием, – сказал Карл, вернувшись.

Он развернул на столе длинную фотографию, и мы увидели десяток аэропланов, стоящих в одном ряду перед ангаром. В нижнем правом углу белыми чернилами было написано 9 июня 1929 года.

– Вот это ребята, с которыми я летал вместе. Посмотри на этих парней. Что ты о них скажешь?

Он назвал по имени каждого пилота, и все они глядели на нас, такие гордые и полные жизни, со сложенными на груди руками стоя у своих самолетов. Там же сбоку стоял и юный Карл Линд в белом воротничке, при галстуке и в бриджах, еще не ставший президентом «Линд Пластик Продактс», еще не тревожащийся из-за получения медицинского сертификата. Об этом он не будет думать еще тридцать пять лет.

– Смотри сюда. Лонг-Винг Иглрок, Уэйко-10, Кэнак, Фэзент… вот где были настоящие аэропланы, как по-твоему? Вылетали мы на Пикник пожарников…