Ричард Бах - Ничто не случайно

Теперь помедленнее, над оградой, эти разъезжающие там автомобили, поостереглись бы они самолетов, что ли, вот мы и сели, и впереди у нас самая трудная часть надо удержать его прямо прямо не спеши с газом сначала рулем они рады что уже на земле но полет им тоже понравился. Тормозим, подруливаем к Стью, помоги им выбраться, малыш, и не давай им наступать на обшивку, и еще двое готовы лететь, храбрецы, преодолевшие свои страхи и доверившиеся мне только потому, что они хотят увидеть, как все это выглядит с воздуха.

На этот раз мама с дочкой, еще не знают, что это такое, но им тоже понравится летать. Пристегни ремни поплотнее, Стью, и не забудь им сказать, чтобы они придерживали свои солнечные очки, когда будут выглядывать через борт…

И опять, и опять, и опять все сначала.

Но один раз схема оказалась нарушенной, и пока Стью усаживал пассажиров, к моей кабине подошел какой-то обозленный тип.

– Я знаю, что вы рисковый пилот и все такое, – язвительно сказал он, – но вам хоть иногда не мешало бы поосторожнее заходить на посадку. Я уже шел на посадку на своем двухмоторном Апаче, а вы подрезали мне путь, вынырнув прямо перед носом!

Я было хотел сначала сказать, что весьма сожалею, что так вышло, но его тон меня задел. С собратом-летчиком в такой многолюдный день я бы так не поступил. Откуда-то издалека пришло воспоминание о пилоте по имени Эд Фитцджеральд, служившем в 141-й эскадрилье тактических истребителей ВВС. Фитц был одним из лучших летчиков, которых я знал, и надежным товарищем, но он был самым свирепым мужиком во всей военной авиации. Он вечно был нахмурен, и мы говорили, что он постоянно находится на боевом взводе с пружиной, установленной на взрыв. Стоило человеку допустить ошибку и хоть чуть-чуть встать на пути у Фитца, как он должен был готовиться к рукопашной схватке с разъяренным леопардом. Даже если он был не прав, Эд Фитцджеральд не задумываясь хлестал наотмашь чужака, который осмелился ему противостоять.

Так что вспомнил я Фитца и в душе улыбнулся. Я поднялся в кабине во весь рост, сразу став на целый ярд выше этого пилота с Апача, и свирепо свел на него брови, как это сделал бы Эд.

– Слушай сюда, приятель, – сказал я. – Не знаю я, кто ты такой, но ты летаешь так, что запросто можешь кого-нибудь угробить. Ты тащишься через всю страну, заворачиваешь в аэропорт и ждешь, чтобы все убрались с твоей дороги только потому, что на твоем вшивом самолете два мотора. Вот что, приятель, будешь еще летать на такой манер, и я тебя каждый раз буду подрезать; давай, взлетай, и я тебя опять подрежу, ты понял? Как научишься водить самолет и летать по схеме, вот тогда и приходи со мной разговаривать, ясно?

Стью покончил с пристегиванием пассажиров, и я дал газ, чтобы заставить типа потерять равновесие под воздушной струей. Он отступил назад, кипя яростью, а я натянул очки и в воздушном смерче, делавшем невозможным какой-либо ответ, порулил прочь. Ты мне здорово помог, старина Фитц.

К трем часам поле стало таким же пустым, каким оно было весь год. Не видно было ни одного самолета, кроме Ласкомба и биплана. Через кукурузное поле мы отправились обедать и рухнули за свой столик.

– Три гамбургера и три Особых Бродяжьих, Милли.

Еще одна сторона чувства безопасности. Ты не только знаком с официанткой, у тебя уже есть свой столик и свои дополнения к меню. У нас был стол на троих у боковой стены, а Особый Бродяжий – это был земляничный шербет, взбитый в миксере с Seven-Up. Стью даже вписал его, и он, возможно, по сей день остается в меню Пальмиры.

После долгого молчания Пол заговорил, протирая глаза.

– Ну и денек!

– Угу, – согласился я, не желая даже делать усилие и открывать рот.

– А что такое с Дьюк? – спросил Стью немного погодя, и когда стало ясно, что никто не настроен особенно разговаривать, он продолжил.

– Она весь день смотрела, как вы летаете, но билета так и не купила. Говорит, ей страшно.

– Это ее проблема, – сказал я.

– Так или иначе, она и кое-кто из ее друзей пригласили нас сегодня на ужин. Это как раз за озером. Есть настроение пойти?

– Конечно, есть, – сказал Пол.

– Сказали, что заедут за нами в пять.

Снова молчание, которое я наконец прервал.

– Ну, что, сработало? Так может бродячий пилот выжить?

Если уж твоя птичка смогла пережить аварию и через два дня снова подняться в воздух, – сказал Пол, – то с бедой мы справились. И я, конечно, не знаю, сколько денег мы заработали, но у нас их целая куча. Если засесть и составить такое расписание, чтобы попадать на все воздушные утренники, на все окружные ярмарки и на все съезды земляков в маленьких городках, то полторы недели спустя можно было бы купить с потрохами самого Рокфеллера.