Юрий Арабов - Чудо

Отец Андрей низко поклонился пастве, дотронувшись рукой до холодного пола, до металлических плит с витиеватым узором, которые сохранились здесь с конца прошлого века.

По церкви прошел тяжелый вздох. Люди ловили каждое слово, потому что не слышали проповеди уже больше полугода.

Настоятель выпрямился. Поглядел на пришедших, инстинктивно выискивая в них Кондрашова. Но не увидел.

За окном экскаватор долбил мерзлый грунт тяжелым земснарядом на толстой цепи, и от каждого его удара стены храма заметно дрожали.

Один удар, второй, третий.

– Прощение и любовь... Вот все, чем мы можем ответить на алчность и злобу в этом падшем мире. И еще... Страстная, идущая из глубины молитва. Был такой русский святой Никита Новгородский. Стоял он однажды на вечерней молитве в своей келье. И вдруг услышал, как из чаши со святой водой кто-то зовет его: «Никита!.. Спаси меня!.. Вытащи отсюда!..» Поглядел, а там, оказывается, застрял маленький бесенок... Черный, как негр или гусеница. Плачет, вопит: «Помоги, дай руку! Тону!» А Никита ему отвечает: «И не подумаю. Славь Господа нашего Иисуса Христа и Богородицу! Тогда, может быть, и сам спасешься...» «Да как мне славить? Я же бес! Я ни одной молитвы не знаю!» «А я тебя научу, – говорит ему Никита. – Повторяй за мной: „Богородица Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобой...“ И начал бес повторять, потому что не было у него другого выхода. Сначала хрипло, неуверенно, потом все более крепко и звонко... И глядит Никита – выросли у беса светлые крылья, сделался он золотым, полупрозрачным и вдруг взлетел ввысь, под потолок... Описал круг по келье и вылетел в раскрытое окошко. И был это уже не бес, а ангел...

Еще один удар за окном, от которого сверху посыпалась на отца Андрея штукатурка.

– ... но не одно это хотел я вам сегодня сказать... – Настоятель потер лоб, собираясь с мыслями, чувствуя, что с последней притчей его занесло в далекую, не совсем ясную для него самого сторону. – По городу ползут упорные слухи про какое-то чудо небывалого свойства... Что некая девица окаменела и стоит уже с января, подобно жене праведного Лота, которая превратилась в соляной столп, когда оглянулась на гибнущий Содом... Кажется, философ Страбон слышал в свое время про этот столп и утверждал, что он имеет даже человеческие выделения... Но вы-то сами откуда это почерпнули? – сказал он вдруг грозно обступившим его людям. – Какой Страбон из Гречанска вам напел эту лживую песню?

Здесь отец Андрей почувствовал раздражение. Не осознав, откуда раздражение пришло, и все свалив на местного Страбона, клеветника и завиральщика, ходящего по рынку в кирзовых сапогах и распускающего повсюду прилипчивый бред, настоятель продолжил, все более возбуждаясь:

– Одной веры нам недостаточно, нам чуда подавай... Небесного знамения и отца Господа в облаках. Девицы, застывшей посередине избы с иконкой в руках... Но сейчас – не средневековье. И нам не нужны... пиротехнические эффекты. Разве мало вокруг нас незаметных, но тем не менее явных чудес? Разве сама жизнь во Вселенной не кажется самым верным чудом? Кругом нас – мириады мертвых планет, грубая неодушевленная Богом материя... И вдруг, на маленькой голубой Земле... радость материнства, полуразумные животные, красота лесов и, наконец, Микеланджело, Сергий Радонежский, Достоевский... Какого вам еще чуда? Неужели вы подобны фарисеям, что комара отцеживают, а верблюда проглатывают? И главное чудо на Земле дано каждому из вас: звездное небо над головой и нравственный закон внутри вас самих. Аминь.

Речь его, витиеватая и ученая, оглушила паству. Даже экскаватор за окном прекратил долбить неуступчивый грунт.

Люди были придавлены не самими словами, которых они не поняли, а тем, что их произнес безгласный ранее священник, запрещенный в речах и проповеди.

Чтобы скрыть собственное замешательство, отец Андрей выставил крест, и к нему начали прикладываться губами согбенные и напуганные прихожане.

Он поднял глаза... Ему показалось, что с порога храма ему помахала рукой какая-то темная фигура. Настоятель не смог в точности ее различить, так как люди уже спешили на улицу и заслонили собой незнакомца.

А, может быть, никого и не было. Просто показалось.

...Он помешал прозрачный постный суп деревянной ложкой. На дне ее остались снежинки пшенной крупы. Отодвинул от себя тарелку на середину стола, чувствуя, что его мутит.

– Нет. Не хочу.

– Уж не больны ли вы? – спросила его матушка.