– А как на это смотрят партийные органы, райком, обком партии? – записывая что-то в блокнот, спросил Агафон.
– Полная поддержка, – ответил Ян Альфредович. – Все упирается в министерство, но там больше всего занимаются реорганизациями. А что ты там записываешь, между прочим?
– Некоторые факты. Вы мне рассказали такие, что над ними следует поразмыслить.
– Я гляжу, ты крепко подрос, – посмеиваясь, говорил Ян Альфредович.
– Подрастаем, Ян Альфредович, и размышляем, но не все еще понимаем, как нужно.
– Что еще тебя волнует? – спросил Ян Альфредович.
– Не только нужды нашего Чебаклинского совхоза. Большинство зерновых совхозов все-таки дают, как вы сказали, прибыль. А жители отдельных деревень едут в город за хлебом. Что вы на этот счет думаете, почему не хватает самого главного – хлеба?
– Отвечать сразу на такой вопрос – это все равно что балансировать на острие ножа. – Ян Альфредович перешел на легкий, иронический тон. – Как финансист, я пользуюсь бухгалтерским термином – балансировать, – раздельно продолжал он. – Всякое хозяйство, какого бы профиля оно ни было, я рассматриваю именно с финансовой точки зрения. Рентабельными должны быть все хозяйства, все колхозы, все фабрики, все заводы. Ты должен понять простую истину: когда есть деньги, легко думать о расширении производства, о новых машинах, о породистых козах и телках, о домиках со светлыми окнами и широкими дверями, чтобы рабочий и колхозник могли протащить в них новую мебель.
– Как финансист, вы богато думаете, Ян Альфредович, – усмехнулся Агафон.
– Да, как финансист, я так думаю, а вот как коммунист…
Ян Альфредович замолчал. В ожидании чая они сидели на веранде. В молодом саду гудели пчелы и чуть слышно шевелилась листва, мягко и ласково заигрывая с горным ветром.
– Как коммунист добавлю, что мы еще не научились хозяйничать, распоряжаться умно на нашей советской земле. Очень и очень плохо относимся к общественным ценностям. Не бережем народное добро, думаем о нем, подсознательно или нет, как паразиты: это «не мое». А вот все, что в его доме, в садике, – это «мое». Вы, молодежь, в первую очередь должны взять себя за горло, вытащить паразита и задавить в самом зародыше. Иначе он вас схватит мертвой хваткой.
– Нас учили быть честными, справедливыми, – начал было Агафон.
– Многие хотят быть честными, да не каждому это удается, – прервал его Ян Альфредович. Поднявшись с плетеного стула и приглашая Агафона к чаю, продолжал все тем же слегка ироническим тоном: – Ты тоже, Гоша, все собираешься честно рассказать, почему удрал из института, а вот не можешь.
– Не могу, Ян Альфредович, – это верно, – смущенно и растерянно ответил Агафон.
– Значит, есть на это причины?
– Есть, Ян Альфредович, – признался Агафон.
– Потерпим. А ты хорошенько подумай.
С гор наплывали сумерки, сад заполнялся ими и постепенно темнел.
Возвращаясь домой, Агафон увидел, что его дожидается на веранде Мартьян. Утром он опять начал возиться с новым своим изобретением. Теща не знала, что зять ладил мотор и трубы к насосу для полива ее же огорода. Она с яростью набросилась на него с упреками, обвиняя в нерадивости к домашнему хозяйству и прочих грехах. В сердцах она позабыла, что вчера Мартьян выкидал из хлева уйму навоза и добрую половину перевез на тачке в огород. Агафья Нестеровна срывала зло на зяте из-за того, что в доме кончилось зерно и нечем было кормить птицу. Предстояло ехать на базар и платить немалые деньги. С утра из сельмага она притащила на загорбке почти полный мешок еще теплого, только что выпеченного в совхозной пекарне хлеба. Разламывая хлеб в корыте, ворчала:
– Целое лето на комбайне чертоломил. А нет чтобы лишнюю пудовку зерна в хозяйство забросить аль охвостья какого для кур.
– Чему учишь, теща? – Труба с просверленными дырками, которую Мартьян прилаживал к муфте, со звоном выпала из его рук.
– Невелик убыток, – продолжала Агафья Нестеровна. – Вон Захарка Пальцев небось охулки на руку не положит. Скота-то не меньше нашего держит.
Возразить теще было трудно. Захар Пальцев кормил свой скот, и все знали, что за счет совхоза. Да и один ли только Пальцев? А кормежка скота магазинным хлебом? Пригородные и сельские хозяйки, где есть свободная торговля хлебом, возят буханки мешками. Это распространилось, как знал Агафон, и в Подмосковье, где пуд сена стоил два с полтиной, а пуд печеного хлеба – дешевле на двадцать шесть копеек. И здесь повелось… Варвара сразу «забросила» на машине два десятка буханок хлеба. Мартьян не вытерпел, заговорил с ней об этом.
Читать дальше