Этот мир был ему впору. Он никогда еще не чувствовал себя естественнее, чем в этих залах, когда крупье объявляет: одно свободное место, стол номер семнадцать. Разглядывал свои карты, дожидаясь терна [28] {28} Терн — четвертая карта стола
. В такие моменты для него ничего не оставалось вовне — никаких обрывков истории или памяти, которые он мог бы невольно приплести к рутинному движению карт.
Он шел по широкому проходу, слыша шепот стикменов [29] {29} Стикмен — служащий казино, пододвигающий специальной лопаткой игральные кости к новому игроку
за столами для игры в кости, а иногда — рев из букмекерской. Порой попадался какой-нибудь постоялец отеля с чемоданом на колесиках, озиравшийся, точно заплутал в Свазиленде. В свободные часы он разговаривал с крупье за пустующими столами для блек-джека — с женщинами, у которых словно отключены все чувства. Иногда играл — присаживался, что-то говорил, демонстративно не интересуясь самой женщиной- крупье — только ее рассказами, фрагментами жизни снаружи: у этой барахлит машина, у той дочь Надя учится верховой езде. В чем-то он был им под стать: практически штатный служащий казино, до начала смены коротающий время за болтовней, которая не подлежит запоминанию.
Под утро все в нем притуплялось — неважно, выигрываешь или проигрываешь; что ж, таковы закономерности, терн, ривер [30] {30} Ривер — пятая карта стола
, женщина-моргунья. Дни выцветают, ночи тянутся, чекуй [31] {31} Чековать — продолжать игру, не делая дополнительной ставки, если это разрешено правилами.
и повышай ставку, проснись и усни. Однажды моргунья не пришла, и всё, больше ее не видели. Превратилась в затхлый воздух. Он не мог вообразить ее нигде, кроме казино — ни на автобусной остановке, ни в торговом центре, — да и зачем пытаться?
Он спрашивал себя, уж не превращается ли в механизм с автопилотом, в антропоморфного робота, который понимает двести голосовых команд, видит далеко, чувствует прикосновения, но жестко, всецело контролируется извне.
Он оценивает своего визави — аса средней руки, мужчину в зеркальных очках.
Или нет, он превращается в робота-собаку: инфракрасные датчики, кнопка «замри», выполняет семьдесят пять голосовых команд.
Повышай ставку перед флопом [32] {32} Флоп — три карты, выкладываемые в открытую на столе, а также следующий за этим раунд торговли
. Атакуй без заминки и без пощады.
В его отеле не было фитнес-центра. Он нашел спортзал неподалеку и занимался там, когда выкраивал время. Гребной тренажер всегда был свободен. Он почти ненавидел эту штуку, она его бесила, но чувствовал, как интенсивно идет тренировка: поневоле тянешь псевдовесла, поднатуживаешься, меряешься силой с обтекаемым, бездушным, неумолимым куском стали с тросами.
Взял напрокат машину, покатался по пустыне, повернул назад уже в сумерках, поднялся в гору, выехал на ровное место. Не сразу понял, что это там, за много миль: город, парящий над ночью, лихорадочная россыпь огней. Россыпь возникла внезапно и необъяснимо, показалась галлюцинацией. Он спросил себя, отчего даже не подозревал, что его окружает эта россыпь — что он, собственно, в ней живет. Потому что живет в помещениях, вот почему. Живет и работает — то в одном, то в другом. Передвижения сведены к минимуму — от двери до двери. В свой отель в центре, в отель, где полы без мозаики, а вешалки для полотенец — без подогрева, он приезжает на такси и так же уезжает; пока не глянул на широченную полосу неона, пульсирующего посреди пустыни, он и не догадывался, какой странной жизнью живет. Только теперь осознал, взглянув отсюда, со стороны. Внутри, вблизи, когда вокруг, за столом, непроницаемые взгляды — все абсолютно нормально.
Он избегал Терри Чена. Не хотелось с ним разговаривать, слушать его речи, смотреть, как догорает его сигарета.
Счастливый валет не выпадал.
Он не обращал внимания на разговоры вокруг, случайный рикошет отрывочных фраз от игрока к игроку. Из-под стола выезжала свежая колода. Иногда его подкашивала усталость, он ошалело прочесывал взглядом стол еще до раздачи.
Когда-то он каждый день думал о Флоренс Дживенс. Да и теперь думал, почти каждый день, вот и сегодня тоже — в такси, глядя на рекламный щит. Он ей больше не звонил. Даже не думал снова пересечь парк пешком: повидаться, поболтать, узнать, как дела. Он думал о ней как-то отрешенно, точно о пейзаже, точно о планах вернуться в дом, где ты вырос, побродить по проселочным дорогам, пересечь горный луг — думаешь и знаешь, что никогда не вернешься.
Читать дальше