Лианна попятилась. Отошла вбок, вплотную к угловому дому. Стала озираться — хоть бы просто переглянуться с кем- то. Поискала взглядом регулировщика — нету, пропал куда- то. Она жалела, что не может внушить себе: это только претенциозный уличный театр, абсурдистский спектакль, который должен подтолкнуть случайных зрителей к коллективному прозрению, сдобренному усмешкой — к постижению всей иррациональности то ли мироздания, то ли очередного шажка по тротуару.
Но нет — слишком серьезно, слишком знакомо. Слишком бередит душу. Лианне многого не требовалось — лишь бы переглянуться с кем-нибудь, перехватить взгляд, увидеть свои переживания на лице другого. Она и не подумала, что отсюда можно уйти. Он был прямо у нее над головой, а она не смотрела — и все равно не уходила. Уставилась на учителя на той стороне улицы: стиснув в кулаке свисток — ремешок болтается, — он схватился свободной рукой за сетку ограды. Услышала сверху чей-то голос — из многоквартирного дома на углу, женщина в окне.
— Что вы делать? — спросил женский голос.
Он звучал с высоты — откуда-то выше, чем платформа. Лианна не стала задирать голову. По левую руку улица была пустынна — только из арки под насыпью вышел какой-то оборванец с велосипедным колесом в руках. Налево — вот куда посмотрела Лианна. И тут снова — женский голос.
— Звоню девять один один, — сказала женщина.
Лианна попыталась понять, почему он здесь, именно здесь. Район, где бывают лишь местные: жильцы в окнах, дети на школьном дворе. Про Падающего было известно, что он появляется в местах скопления народа или там, где легко собрать толпу. А тут — бездомный старик катит по улице колесо. А тут женщина в окне, не ведающая, кто он такой.
Новые голоса — из муниципальных домов и со школьного двора, — и Лианна снова подняла глаза. Он балансировал на перилах платформы. Перила были широкие и плоские, и он на них стоял: темно-синий костюм, белая рубашка, темно-синий галстук, черные ботинки. Нависал над тротуаром, ноги слегка расставлены, руки согнуты в локтях и раздвинуты, ассиметрично; человек, которому страшно, взгляд сосредоточенный — точно со дна омута, всматривается в пространство, пространство мертвое, погибшее.
Лианна юркнула за угол. Напрасный порыв — чисто символическое бегство, удлиняющее дистанцию между ними всего на пару ярдов. Впрочем, определенная логика есть: а если он взаправду упадет, если пояс не выдержит? Она стала наблюдать за ним, уткнувшись плечом в кирпичную стену дома. Даже не догадывалась, что можно просто повернуться и уйти.
Все ждали. Но он не падал. Целую минуту простоял на перилах. И еще минуту. Держал позу. Женщина в доме повысила голос:
— Эй, вы, нельзя тут быть.
Дети окликали его — выкрикивали неизбежное «Прыгай», но не все, только двое или трое, потом вообще замолчали; а из муниципальных домов голоса все еще слышались — скорбный зов в сыром воздухе.
И тут Лианну осенило. Да, это перформанс, но не для прохожих или людей в окнах. Он стоит там, где стоит, вдали от персонала и охраны метро, потому что дожидается поезда — поезда в северном направлении; вот что ему нужно — публика в движении, публика, которая промчится в нескольких ярдах от него.
Лианна подумала о пассажирах. Поезд вырвется из тоннеля с южной стороны и начнет сбавлять ход перед станцией на Сто двадцать пятой улице — до нее три четверти мили. Поезд пройдет, и он прыгнет. Из одних вагонов увидят, как он стоит, из других — как прыгает, но все всполошатся, отвлекутся от дремы, от газет, от тупых разговоров шепотом по мобильному. Эти люди не видели, как он надел альпинистский пояс. Они увидят лишь, как он сорвался и пропал из виду. И тогда, подумала она, все, кто уже говорит по телефону, и другие, которые за телефоны схватятся, — все попытаются описать то, что увидели сами, или пересказать со слов соседей.
В сущности, все они смогут утверждать только одно. Кто- то упал. Человек свалился вниз. Что, если в этом и состоит его замысел: разнести весть по мобильной связи, из уст в уста, как было с башнями и захваченными самолетами.
Или она домысливает его намерения? Выдумывает их, потому что для ее собственных мыслей места не осталось: слишком крепко ее сознание сплавилось с происходящим.
— Сейчас объясню, что я пытаюсь сделать, — сказал он.
Они миновали витрину супермаркета, беспорядочно обклеенную рекламой.
Мальчик прятал руки в рукавах.
— Я пытаюсь прочесть ее мысли. Какой путь она выберет — по Первой авеню, по Второй, по Третьей, или станет петлять, заворачивать туда-сюда.
Читать дальше