Дон Делилло - Падающий

— К чему мне его имя? Он — Мартин. Что нового я о нем теперь узнаю, узнав имя?

— Вот имя и узнаешь.

— Он — Мартин.

— Узнаешь, как его зовут. Это же приятно.

Мать указала подбородком на две картины на стене.

— Когда мы только познакомились, я заговорила с ним о Джорджо Моранди. Показала ему альбом. Прекрасные натюрморты. Форма, цвет, чувство пространства. Он совсем недавно занялся своим бизнесом и о Моранди почти не слыхал. Поехал в Болонью — посмотреть работы своими глазами. Вернулся и сказал: нет, нет, ни за что. Второстепенный художник. Буржуйский, пустопорожний, зацикленный на себе. Мартин его разгромил с марксистских позиций.

— Прошло двадцать лет.

— И он видит форму, цвет, пространство, красоту.

— Это более прогрессивная эстетика?

— Он видит свет.

— Или художника, который умеет себя продавать или себя обманывать. Комментирует в духе собственника.

— Мартин видит свет, — сказала Нина.

— И деньги тоже видит. Работы-то очень недешевые.

— Да, очень. И сперва я гадала, как они к нему попали, совершенно серьезно. Подозреваю, в начале пути он иногда приторговывал краденым.

— Занятный тип.

— Однажды он мне сказал: «Я был кое в чем замешан. — И добавил: — Это не значит, что моя жизнь интереснее твоей. Ее можно приукрасить. Но в памяти, в глубине души, — сказал он, — ярких красок или увлекательных поворотов немного. Только серый цвет, только ожидание. Сидишь, дожидаешься. — Он сказал: — Все, знаешь ли, такое… нейтральное».

Она ловко — пожалуй, чуть-чуть озлобленно — передразнила его акцент.

— Чего же он дожидался?

— Наверно, исторического момента. Толчка к действию. Прихода полицейских.

— Полицейских? Из какого отдела?

Не тех, кто расследует кражи произведений искусства. Одно я знаю. В конце 60-х он был членом коммуны. «Коммуны 1». [19] {19} Коммуна левых радикалов, существовавшая в Западном Берлине с 1967 по 1969 гг. Члены коммуны устраивали эпатажные акции протеста — например, призывали поджигать универмаги, чтобы «идти в ногу с модой — приобщаться к атмосфере пылающего Вьетнама» Ходил на демонстрации против ФРГ — против фашистского государства. Фашистского в их понимании. Сначала они швырялись яйцами. Потом перешли на бомбы. Потом… точно не знаю, чем он занимался. Кажется, одно время жил в Италии — в смутные времена, когда действовали «Красные бригады». Но точно не знаю.

— Не знаешь.

— Да.

— Двадцать лет. Вместе едите и спите. И не знаешь. Ты его спрашивала? Допытывалась?

— Однажды он показал мне объявление. Несколько лет назад, когда мы встретились с ним в Берлине. У него там квартира. Объявление о розыске преступников. Немецких террористов начала 70-х. Девятнадцать имен, девятнадцать лиц.

— Девятнадцать.

— Подозреваются в убийствах, взрывах, ограблениях банков. Он его хранит — зачем хранит, не знаю. Но зачем мне показал — понимаю. Его лица там нет.

— Девятнадцать.

— И мужчины, и женщины. Я их сосчитала. Может быть, он входил во вспомогательную группу или в резервную ячейку. Не знаю.

— Не знаешь.

— Он думает, что эти… джихадисты… он думает, у них есть что-то общее с радикалами 60-70-х. Думает, все они — дети одной традиции. У них тоже есть теоретики. Тоже есть концепции мирового братства.

— Они что, будят в нем ностальгию?

— Не сомневайся, я с ним об этом поговорю.

— Голые стены. Почти голые, ты сказала. Это от тоски по старому? Дни и ночи в подполье, где-то прячешься, отказываешься от мало-мальского комфорта в быту. Может быть, он кого-то убил. Ты не спрашивала? Не допытывалась, не было ли такого?

— Послушай, если бы он натворил что-то серьезное: убил, тяжело ранил, — гулял бы он сейчас на свободе, сама посуди? Он больше не скрывается, если вообще скрывался. Ездит сюда, катается по всему свету.

— Действует под чужим именем, — сказала Лианна,

Она сидела на диване, лицом к матери, наблюдая за ней. Никаких слабостей она за Ниной никогда не замечала — насколько помнила, ни одной, ни тени малодушия, никаких отступлений от трезвых, бескомпромиссных оценок. А теперь поймала себя на том, что готова воспользоваться брешью в обороне — и подивилась. Готова выжать из шанса все, не давать Нине спуску, терзать, вгрызаться.

— Столько лет. Даже не допытывалась. Ты только посмотри, в кого он превратился — каким мы его знаем. Именно таких людей они считали врагами, верно? Эти, объявленные немцами в розыск. Похитить гада. Сжечь его картины.