Михаил Веллер - Мишахерезада

Он не держал по городу меньше девяноста. Микроавтобус дребезжал, трепетал и разваливался. В поворот он вписывал вираж на двух колесах, не снижая скорости. Заскакивая правыми на тротуар, мертво осаживал перед светофором, и ни разу сосед слева не посмел возразить.

— Кто чует машину — того чует сосед, — скалился он. — В городе только дураки бьются.

С ним было весело. Полный симбиоз биологического организма и разваливающегося железа.

Он разбился через три года в угоне, слетев с дороги, когда встречная из-за грузовика вышла ему в лоб.

— Вы кто?

— Кто скажете, Владислав Евгеньевич.

— Вы что заканчивали?

— Вообще?

— В частности.

— В частности все, что начинал.

— Вы кем работаете в музее?

— Владислав Евгеньевич, у меня тоже вопрос. Я кем работаю в музее?

— Вы за что получаете зарплату?!

— Мне кассир не говорила.

— Вас давно пора уволить!

— Меня — уволить? Меня давно пора наградить!

— За что?!

— За боевые заслуги! За оборону Ленинграда! За спасение утопающих!

— Где сигнализация?!

— Вот я вам сигнализирую!

— Прекратите паясничать! (Хлоп по столу.)

В кабинете присутствует наш отдел кадров Наташа Лубенец. У Наташи большая грудь, тонкая талия и бедовые черные глаза. Она регулярно залетает. Сейчас она наслаждается поединком двух самцов и испускает женские флюиды. Дир распускает лысый хвост. Я не могу поджать свой в Наташином присутствии. В конце концов, я моложе и лучше выгляжу.

— Кто позволял вам садиться?! (Хлоп по столу.)

— Владислав Евгеньевич, у меня в вашем присутствии ноги слабеют.

— Я спрашиваю: где сигнализация?! Что вы пишете?!

— Младший научный сотрудник. Экскурсовод.

— Что?

— Помощник главного столяра. Заместитель заместителя заместителя по административно-хозяйственной части.

— Кто?

— Снабженец. Курьер. Бригадир младшенаучных грузчиков. Первая фреза собора — пильщик оргстекла.

— Что вы бормочете галиматью!

— Отвечаю на ваш вопрос кто я.

— Я вам сам отвечу, кто вы! Вы работать собираетесь?!

— Уже нет.

При серьезных нотах Наташа встает и тактично уходит, цокая по каменному полу. Мы ни на секунду не отвлекаемся на симфонию заднего фасада лучшей фигуры музея, просто внимания не обращаем. Кураж сразу спадает. Секс-бомба оживляла смысл диалога.

— «Прошу вас…» Хрена лысого я тебя уволю.

— Нет уж увольте, возразил Чичиков.

— Когда наконец будет сигнализация! Ты что, ничего не можешь поставить!

— Я все могу поставить! Хоть к стенке, хоть пистон! В этой «Главсирене» очередь два месяца, а что я?

— Так раком их поставь! Омаром, силь ву пле!

— В гробу они меня видали!

— А я тебя где видал?..

— А давайте минное поле поставим в коридоре. Чего там сигналить.

— Иди работай! Не подпишу!

Последний месяц мы с ним жили душа в душу, лучшие друзья. Извинялись за расставание. Наташа ему не дала. Мне тоже.

Боже мой боже мой, какой нужно иметь злой умысел и искаженную психику, чтобы темной ленинградской зимой, в слякотный вечер пятницы после получки, не снизойти спасительной мольбе организма о водке с пельменями.

И вот, на фоне метеорологии «мечта алкаша» я двигаю мокрые ботинки в сторону «Генеральского» гастронома. Моральный императив утвердил меню. Бутылка водки и пачка пельменей. Реабилитационная доза для снятия стресса и восстановления иммунитета.

Цель близка: Гоголя угол Невского, напротив касс «Аэрофлота» — две ступеньки вниз. Место центровое, с выпивкой нормально. Толпа толчется и сопит: у мужиков получка. Электричество, бакалейный запах и грязь с опилками на полу.

И — нет сегодня тут водки! Бормотуха, сухое, фигня. И пельменей тоже нет.

В растерянной толпе страдает знакомое лицо. Мишаня Клементьев, однокашник. Тоже после университета, тоже сторублевый специалист, разведен и с комнатой в центре. Стандартный здоровый запрос в глазах: поллитра водки и полкило пельменей. Утомленная психика, приличное воспитание!..

И естественно, мы идем в «Елисей». Там толпа еще издали перед входом. Мы проталкиваемся, хотя информация висит в воздухе, горит большими буквами: водки нет! В отделе напротив нет пельменей. Боже мой, через Невский в лучах Екатерина со всеми, матушка-государыня, любовниками, а в имперской столице нет водки молодым активным мужчинам.

Из интересного в «Елисее» только друг, наш третий друг, Бобка Кожевников. Корпоративная анкета: тоже университет, тоже сто рублей, холост без алиментов, комната в центре. По бедности фантазии мечта тоже стереотипна: бутылка водки и пачка пельменей.