Михаил Веллер - Мишахерезада

— Не привыкли? — участливо спросил он и усмехнулся. — Ладно. Это я отдам старослужащим. Съедят… Повар!! Этим — набери почище!

На второе к серым рожкам было мясо. Мясо на десятерых помещалось на дне миски посреди стола. В коричневом мучном соусе плавало по кубическому сантиметру вареных жил на каждого. Размяв зубами, их следовало глотать целиком.

— Окончить прием пищи! Встать, выходи строиться!

В баню запускали повзводно — пятнадцать минут на помывку. Две шайки холодной воды на человека — горячей не было.

— Товарищи курсанты! Получаем обмундирование!

Подручные розовощекого сержанта кинули в середину предбанника по две связки гимнастерок и галифе. Образовалась клумба из голых задниц с торчащими ногами. Пытались выбрать получше и долго менялись среднестатистическим размером. Опрошенные и переписанные размеры одежды и обуви каждого, собранные предварительно, никого не интересовали.

— Форму надо уметь носить! — давил улыбку сержант, любуясь парадом чучел.

Потом менялись пилотками и сапогами.

Понесли со склада железные разборные койки с панцирными сетками и долго собирали их в два этажа. С другого склада тащили тюфяки. С третьего табуретки и тумбочки. Получили белье, обтягивали койки одеялами, постигая идеальную прямоугольность кирпича.

— Па-ачему возимся?! Батарея, строиться! Сейчас пойдем на оружейный склад получать оружие.

На складах за рядами колючки и дерновой обваловкой нагловатый высокопоставленный прапорщик отделил жестом штабель ящиков. По пять «калашниковых» в ящике, по два магазина из другого ящика: расписался, стал в строй.

— Товарищ прапорщик — а мне? — Четверым не хватило.

— Что для вас выписали — я дал.

— А как же мы… — расстроились безоружные воины.

— Во дурни. Да вам же лучше: таскать не надо, чистить не надо.

— А стрелять? — недоумевали лишенцы.

— С чего ты собрался стрелять, курсант? Ты артиллерист! Что надо — тебе все дадут.

В казарме составили автоматы в пирамиду оружейки, писали фамилии на бумажках, искали чем клеить, искали в стройчасти полка замок и ключ для решетки.

— Па-че-му подворотнички не подшиты?!

— Не успели, товарищ майор!

— Что значит «не успели»?! Три наряда вне очереди! Старшину ко мне!

— Э-э… нет старшины, товарищ майор.

— Трах-тибидох-бздень! Что значит нет?!

— Еще не назначили, товарищ майор.

— Я вам назначу. Вы у меня побегаете. Разгильдяи, раз.....яи, раз......аи, ....ки, .....бы!! Всей батарее — час строевой после отбоя!

Поужинали. Типа обеда без рассольника.

— Почему обувь не чищена?!

— Только получили, товарищ подполковник.

— Так что?!

После ужина подшивали подворотнички и расчищали шершавые сероватые сапоги.

— Кру-гом! Почему задники не чищены?!

Обувь следовало чистить перед походом в столовую: проверяли. Чистота рук не интересовала никого.

— На прогулку! Выходи строиться!

— Запевай!

В осатанении мы заревели с чувством, одобренным майорами:

Если бы из майоров сделали дрессировщиков, ни одна собака не встала бы на задние лапы. С третьего раза они подозрительно приказали повторить строчки:

Велели сказать слова, матерились с удивительной естественностью и громкостью, и гоняли из конца в коней плаца, вскрикивая, как истеричный частушечник:

— И — р-ряз! И — р-ряз! И — рязь, два, трии!..

Да-да: так выбивается гражданская дурь и салагам дают «по́нять службу». Мы просто чувствовали внутреннее перерождение: делались злыми, тупыми, бесчувственными и исполнительными.

— На вечернюю па-верку! — в две шеренги! — ста-ановись!

После поверки нам назначили старшину. В холодной сырой казарме он инспектировал наматывание портянок. Затем отрабатывали складывание формы на табуретках. Затем он поднес к глазам часы и скомандовал:

— Отбой!

О господи, не может быть, вздохнули мы и стали расстегиваться.

— А-ат-ставить! На выполнение команды «Отбой!» дается тридцать секунд! Построились! И-и-и… отбой!

Предписанные распорядком двадцать три часа давно миновали. Мы тренировались в молниеносном скидывании штанов, равнении сапог перед линией табуреток и вскакивании на второй ярус.

— Завтра продолжим, — ободрил старшина и в полночь отпустил грешные души на покаяние.

Мы тщательно убедились, что он ушел, и вынесли резолюцию по текущему моменту.