Наталья Романова - Если остаться жить

А Ире нужно спокойствие. Нужна мама. Нужен Илья Львович. Значит, она выбрала то, что для нее важнее.

Ира убирала раскиданные по всей комнате ботинки, чулки, шапки, когда дверь открылась и вошел Илья Львович. От неожиданности Ира вздрогнула: она не слышала, как папа пришел домой.

— Испугалась? — спросил Илья Львович, и по тону, каким он спросил, Ира сразу поняла, что он выпил.

Илья Львович вообще-то не пил, только по особым случаям, и всегда любил рассказывать, как ему никогда не удается провести Иру: «Представляете, достаточно мне выпить рюмку, чтобы Ира уже почувствовала». Но сейчас Ира видела, что Илья Львович выпил не одну рюмку.

— Что будет? — спросил Илья Львович, глядя прямо Ире в глаза.

Ира ничего не ответила. Тогда Илья Львович начал делать круги вокруг кресла, повторяя на разные лады: «Что будет? Что будет?»

Когда Илья Львович выпивал, он любил шутливо изводить Иру, повторяя одну и ту же фразу то басом, то нараспев, то еще как-нибудь. Но раньше это была фраза «Где мой маленький Пусик?», которая произносилась то ласково, то с угрозой: «Где мой маленький Пусик!!!»

Это неважно, что его маленький Пусик сейчас лежал в больнице. Раньше бы это не имело значения, раньше он бы все равно повторял эту, и только эту, фразу. Ведь когда он повторял эту фразу, он всегда знал, где его маленький Пусик.

Но сегодня он забыл эту фразу. Зато он придумал другую: «Что будет?»

В последнее время Илья Львович вспоминал про Инну Семеновну, только когда разговаривал по телефону с кем-нибудь из родственников. Вспоминал, чтобы сказать с раздражением: «Ей лучше, но она ведь очень мнительная».

Ира привыкла, что мнительная — она, Ира, и вдруг мнительной стала мама. Ее мама, которая бегала всегда за всех, бегала из последних сил, не замечая, где и что у нее болит.

Ира была ошеломлена несправедливостью слов Ильи Львовича, обвинявшего Инну Семеновну в мнительности. Но потом поняла: слово «мнительность» просто орудие в руках Ильи Львовича против того, кого он решил уничтожить.

— Что же будет? — уже не говорил, а распевал на разные голоса Илья Львович.

Ира молчала.

— Молчишь?! — Илья Львович сел в кресло. — Когда я умру, тоже будешь молчать? Я тебя спрашиваю? — настаивал Илья Львович.

— Не говори чепухи.

— Это не чепуха. Я так жить больше не могу. Не могу!

Илья Львович произнес последнее слово четко и по складам. Потом встал и вышел.

Ира слышала, как он лег на свою кровать и через некоторое время засопел, как сопят люди во сне.

Сначала Ира бездумно слушала это мерное сопение, и вдруг в ее памяти всплыл эпизод из детства.

Ире было тогда тринадцать лет и она училась в шестом классе. В тот год впервые она увидела папу. Нет, не Илью Львовича, а своего родного папу. Папу, которого арестовали, когда ей было три года. Ира знала, что папу обвинили несправедливо.

И вот прошло десять лет, Ире исполнилось тринадцать, и Ирин папа приехал в Москву. Ира очень хорошо помнит тот день, когда Ирин папа позвонил в дверь, дома кроме Иры был только Илья Львович. Ира, конечно, не могла узнать своего папу, но папа сам узнал ее и, когда она остановилась в недоумении перед открытой дверью, сказал ей: «Я твой папа, Ирочка». Ира не бросилась целоваться, даже не сказала «здравствуйте». Она вошла в комнату и сказала Илье Львовичу: «Выйди, там приехали…»

Ира не сказала, кто приехал, она не называла своего родного папу папой. Она никак его не называла. Поэтому письма к нему ей ужасно было трудно писать: она начинала их без обращения. Илью Львовича она тоже не называла папой, она называла его просто Ильей.

«Почему Ильей, почему не дядей Ильей?» — спрашивали Иру. И она отвечала: «Потому что он мне не дядя». Сама бы она не додумалась до такого ответа, но так отвечала Ирина мама, когда ей говорили, что она неправильно приучила Иру называть просто по имени человека, который с детства воспитывал Иру и, можно сказать, был ей отцом.

Увидев Ириного папу, Илья Львович бросился к нему и обнял его. Они долго целовались, и Ира отвернулась, ей почему-то было не по себе.

В то время родители Иры снимали квартиру на Большой Бронной. Это был как раз тот год, когда они в течение одной зимы поменяли шесть квартир. В одни — их пускали на короткий срок, в другие — неожиданно кто-то приезжал. Третьи — вдруг надумывали менять.

Михаил Александрович (так звали Ириного папу) приехал летом, когда Морозовы наконец устроились удачно: им сдали квартиру люди, выехавшие на лето. Правда, эти люди могли в любой момент вернуться, скажем из-за дождей или похолоданий, но Морозовым так надоело волноваться из-за квартиры, что они не в состоянии уже были думать о погоде и предпочитали бездумно наслаждаться отсутствием хозяев. Ибо хозяева, у которых снимаешь, большая нагрузка на нервную систему.