Аманда Проуз - История матери

«Лучшая» комната в доме использовалась только по особым случаям. На мой взгляд, это было довольно заброшенное помещение, где всегда слегка попахивало плесенью, как будто его редко проветривали. Бледные стены были увешаны фотографиями Мэттью в разном возрасте, начиная со снимка голенького младенца, который мне очень нравился, и заканчивая тем, где он гордо стоит в своей мантии в день вручения диплома. В комнате был большой камин, где рядом с поленницей стояла плетеная из лозы корзина, полная хвороста для растопки. На подлокотниках кресел в нейтральных тонах лежали сложенные шотландские пледы, а на кофейном столике аккуратной стопкой были сложены экземпляры журнала «Дома и сады».

Я знаю, что Маргарет считала, что у нее безупречный вкус, но мне все показалось слегка устаревшим, старомодным. Во всех комнатах висели пятирожковые люстры с лампочками в виде свечей, напоминавшие мне освещение, которое можно увидеть в пабе, хотя я никогда не говорила ей об этом.

У его отца была просторная мастерская в углу сада, где он делал рамки для фотографий и мастерил «всякую всячину», я думаю, это был предлог для того, чтобы спрятаться от Маргарет. Мэттью сказал, что у него где-то там был стул и радиоприемник, в сезон постоянно настроенный на соревнования по крикету. Мне всегда казалось странным, что, живя в таком большом доме, Энтони приходилось искать убежища в своем необыкновенном сарае, тогда как мои родители, жившие в тесноте, были счастливы, всегда находясь рядом, неразлейвода, как любила говорить моя бабушка.

Я помню, как мы с Мэттью, однажды приехав к его родителям на праздничный ужин, услышали, как Маргарет кричит отцу Мэтта: «Эй, Энтони, живее, живее!», – указывая на бутылки с вином, как будто он был официантом. Я не могла поверить, что она разговаривает с ним таким тоном. Энтони вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал ей: «Да, сэр! Я понял! Сию минуту, сэр!» Потом, словно не замечая нас с Мэттью, он начал препираться с ней. Я не знала, куда деть глаза. «Ох, не начинай!» – застонала она. Мэтт, привычный к таким сценам, просто улыбался, но я посчитала это неприличным. Мне казалось, что я смотрю театральную пьесу, не переставая думать о том, как повела бы себя в таком случае моя мать. Они с отцом редко бранились, а эти люди орали во всю глотку и сквернословили в моем присутствии. С одной стороны, мне хотелось позвонить маме и сказать ей, что сам факт того, что люди живут в особняке с решетчатыми рамами, еще не означает, что они умеют ладить друг с другом, а с другой – я ничего не хотела рассказывать, чтобы не разрушать ее мечту. Я держала Мэттью за руку, пока перебранка шла своим чередом. И я поняла, что хочу, чтобы у нас все было по-другому, лучше. Я поклялась, что мы никогда не будем спорить или ссориться, как они. По крайней мере, именно так я думала.

К тому времени, когда она затормозила перед домом своих родителей на Хиллкрест-роуд, уже стемнело. Джессика заметила, что чем дольше она не бывала здесь, тем меньше и беднее казался дом, в котором прошло ее детство, когда она возвращалась сюда. Было что-то успокаивающее в фигурке гнома в садике перед домом мистера Фрейзера и в аккуратно подстриженных кустах напротив, у миссис Пэрриш, за спиной ее приветствовали знакомые с детства виды.

Открыв входную дверь, мама прижала руку к груди, от волнения на ее лбу выступила морщинка. На каждый незапланированный визит она мгновенно реагировала как на дурную весть.

– Привет, мам! – Джессика широко улыбнулась, обнимая мать и стараясь заверить ее, что все в порядке. Она вдохнула знакомый запах мыла, жарева и тревоги.

– Ох, Джесс, я не ждала тебя! Все нормально? – забормотала Корал, переводя дух. Заправив за уши пряди растрепанных седых волос, она вытерла ладони о фартук, который Джесс и Мэттью подарили ей на последний день рождения. Мэттью шутил, что нет смысла покупать Джессике такой фартук, поскольку домашнее хозяйство – не ее стихия. Он не понимал, как она старается.

– Да, да, все в порядке. И не беспокойся о еде, мы закажем еду попозже. – Она видела, как материнские плечи поникли одновременно от облегчения и разочарования.

Стоя в коридоре, Джессика пробежалась взглядом по поношенному, заплатанному ковру на ступеньках лестницы и отклеившемуся куску обоев за телефонным столиком. Чувство вины пронзило ее от самых ступней до корней волос. Живя вместе с Мэттью в его мире, она, должно быть, забыла, как экономно жили ее родители. Чтобы купить новый ковер для лестницы, нужно было целый год планировать, экономить и лишать себя самого необходимого. Они все время изворачивались, чтобы хватало денег. Представляя свою великолепную коллекцию обуви и подарки своего замечательного мужа, Джессика размышляла о том, сколько ковров можно было бы купить вместо ее новых приобретений.