Эдуард Лимонов - Дети гламурного рая

По ночам ко мне приходил поспорить молодой человек, писавший стихи под псевдонимом Пепел, он приводил с собой товарищей. Все они были одеты в камуфляж. Питаться я ходил за угол на улицу Древнего Рима — Росси, в столовую интерната школы имени Вагановой. Там давали пюре с советскими котлетами. А с Надировым я несколько раз ходил в Мариинский театр, сидел там в директорской ложе. Когда я попал в тюрьму, то Гергиев поставил в Мариинке все оперы «Кольца Нибелунгов». Я сидел в тюрьме и мечтал, что когда выйду, схожу в Мариинский театр…

В семидесятые, восьмидесятые и девяностые я много путешествовал по миру, часто летал, и потому салоны самолетов авиакомпаний были для меня родным домом. В частности, я много летал по Европе на British Airways, она была дешевой компанией, правда, в Лондоне бывала пересадка, но я привык к внутренностям аэропорта Heathrow. Я сидел там, накачивался алкоголем из duty free, разглядывал женщин, оценивал их, короче, наблюдал за жизнью. Помимо женщин, там было на что посмотреть! Я не раз видел путешествующих раджей, убранных в шелк и драгоценности, видел как-то султана либо шейха, летевшего вместе с гаремом (все в белом шелке, лица закрыты)! Однажды я встретил в Heathrow такую бесценную африканскую принцессу, такую драгоценность, что просто решил изменить всю свою жизнь из-за этой тоненькой статуэтки-девочки…

Помню, что как-то перевозил на самолете British Airways мои гантели из Нью-Йорка в Париж. Чемодан с гантелями хитрые англичане якобы затеряли, но потом привезли мне его на дом с извинениями. Дело в том, конечно, что они проверили, отчего в чемодане человека с неудобопроизносимой фамилией столько металла. Проверив, видимо, хохотали до упаду, но так как англичане самая, может быть, эксцентричная нация, то чужая эксцентричность должна вызывать в них сочувствие. Думаю, я единственный в мире человек, который перевез в самолете свои гантели с одного континента на другой.

Став более обеспеченным человеком, я начал экономить свое время и летал уже компанией Air France. Билет я обычно покупал загодя в агентстве Nouvelles Fronti’res («Новые границы»), недалеко от дворца Гарнье — старого парижского оперного театра. Я любил явиться в аэропорт имени Шарля де Голля пораньше, проходил осмотр, в те годы он был минимальным, и начинал алкоголизироваться. Нет, я не пьяница даже, но авиаперелет для меня стал ритуалом, и в ритуал входило вначале крепкое пиво в аэропорту, а затем как можно больше напитков в полете. О, меня любили, думаю, все стюарды Air France! Я выпивал полагающиеся мне пару бутылочек французского, разумеется, вина за полагающимся мне в самолете обедом, а потом невинно спрашивал:

— Не может ли стюард принести мне еще бутылочку?

Как правило, стюард понимал меня правильно и приносил сразу две, а то и три. Третий раз спрашивать уже не приходилось, все эти бутылочки им в любом случае некуда было девать, большинство пассажиров пьют свои минеральные воды, а им интересно было понаблюдать за мной. У стюардов, так же как у барменов, есть профессиональный азарт, я думаю, им хочется сломить человека своим алкоголем. Впрочем, они искренне радуются, если ты выдержал их экзамен и желудок у тебя оказался луженым. Алкоголь скрашивает скуку путешествия по небу. Крепко выпив, хорошо поднять штору иллюминатора, чтобы ярчайший свет солнца ударил в глаза, ведь обычно летим над облаками. Можно возомнить себя неким Икаром, парящим в ослепительном космосе.

Я встречал в самолетах известных людей. Как-то встретил Михаила Горбачева с женой Раисой, он уже не был президентом, это был, если не ошибаюсь, 1992 год. Я пошел к стюардессе и потребовал виски. Стюардесса была почему-то испугана и попросила меня сесть на место, обещав, что виски мне принесут. Пока она отвечала, вокруг меня сошлись некие крепкие мужчины. И ожидали чего-то. Злой, я обернулся, собираясь идти на свое место, и тогда увидел знаменитое винное пятно на черепе. Череп наклонен был к жене Раисе. Я даже замешкался от неожиданности. Было такое ощущение, что нужно что-то сделать. Я искренне считал (и считаю) Горбачева виновником гибели вначале Восточного блока и организатором, как тогда говорили, «бархатных революций» в странах Восточной Европы. Я искренне ненавидел его как «лучшего немца»…

Крепкие мужчины, видимо, поняли, что творилось в моей голове. Меня твердо попросили пройти на свое место. Кажется, я хотел дать ему пощечину…

Я летал и мелкими самолетами, и большими. На сербские войны обычно летел самолетом Air France или венгерской авиакомпании Malev до Будапешта. Помню, на войну в Абхазию я летел до Адлера на двухпалубном «Ту», и пилот попросил у меня автограф в паспорт. Кроме моего, там уже имелся автограф знаете кого? Кантарии, того грузинского солдата, который входил в группу воздвигнувших наш флаг на крыше рейхстага. Я этим обстоятельством очень гордился.