Павел Вадимов - Лупетта

— Нет, я не могу это больше выносить, отстань от меня, я считаю, неужели не ясно, считаю !!! — мысленно прикрикнул я на навозную муху, битые сутки наматывавшую круги вокруг абажура моего подсознания. — И как тебе не надоест, а? Ты что, не понимаешь, когда с тобой человеческим языком разговаривают, не понимаешь, да, ну все, мое терпение подходит к концу, не хочешь по-хорошему, будет по- плохому, только не говори потом, что я тебя не предупреждал, нет, я не угрожаю, еще чего, я и не думаю угрожать, как тебе в голову такое могло прийти, и не надо меня успокаивать, я спокоен, понял, гад, спокоен, а теперь слушай сюда, я хочу вбить в твою тупую башку одну простую мысль, если не будет меня, то не будет и тебя, понял, повторяй это себе перед сном, чтобы лучше запомнить, я же от тебя многого-то не требую, ручки пачкать не придется, тем более я уже все сделал сам, и теперь все кончено, кончено, понял, кончено, я сжег все мосты, перешел Рубикон и разрушил Карфаген, осталось состряпать одно маленькое дельце, но вся закавыка в том, что справиться с ним можешь только ты, и я надеюсь, очень надеюсь, что моя скромная просьба будет услышана:

— Дай мне забыть...

Но вымоленный скипетр забвения вдруг взял и обернулся бейсбольной битой, которая без всякого предупреждения огрела меня по спине, словно чья-то тяжелая ладонь с размаху прихлопнула севшего на лоб комара. В глазах резко потемнело, в позвоночнике что-то хрустнуло, а в лузу желудка ухнул бильярдный шар тошноты.

— Ну ты даешь, поскользнулся, что ли? — склонился надо мной водитель. — Под ноги смотреть надо, не видишь, тут лед!

Я смотрю на Машу, когда она говорит, смотрю на ее глаза, на ее губы, на ее капельницу, тебе не кажется, что колесико нужно подкрутить, слишком быстро капает, ну хорошо, секрет так секрет, не хочешь отвечать, не надо, а я вот что на самом деле хотела спросить, когда у тебя выпали волосы, в смысле, через сколько дней, это-то хоть не секрет, да ты что, правда что ли, а у меня еще держатся, девчонки говорят, только через месяц начинают лезть, ее хочется взять за ушко, да нет, не больно, не по-настоящему, всего лишь понарошку, взять маленьким таким пинцетиком и поднять, нежно, как высохший листик, чтобы аккуратно положить между страниц какого-нибудь самопального гербария в старой книжке, которую листают, когда взгрустнется, ты представляешь, я их целых два года отращивала, чтобы до плеч доставали, и тут на тебе, выпадут до последнего волоска, да, кстати, почему бы мне не сочинить здесь роман, все равно время зря пропадает, не дневник, не записки, а именно роман, где будет два главных героя, примерно такая вот Маша, да, сойдет, лишь бы без Вовчика на запасной скамье, ну и главный герой, как водится, а у нас одна вчера из Калининграда приехала, Ленка, совсем молодая, двадцати еще нет, два года по больницам, как ее там только не лечили, чем только не пичкали, да все без толку, потому что лечили не пойми от чего, а потом, когда наконец разобрались, вызывают ее и говорят, в его истории будет разбитая любовь, когда-то давно, в прошлом, а она потеряет любимого человека сейчас, только что, да, точно, он бросит ее, как бросил ту соседку по палате, сказав, что больше не может, мы, Леночка, теперь от пациентов ничего не скрываем, так что садись и внимательно слушай, тебе, девочка, осталось жить пять дней, есть, правда, один шанс, если хочешь, езжай в Питер, там есть чудо-доктор Екатерина Рудольфовна, она мертвых из могил поднимает, только возьми обязательно направление у участкового врача, и вот они встретятся в больничном коридоре, у этого дурацкого красного автомата, она будет рыдать в три ручья, а он угостит ее кофе, но без всякой задней мысли, короче, она ноги в руки и в поликлинику, быстро бежала, отдышаться не может, так и так, говорит, мне к участковому, направление взять, а ей отвечают, участковый будет только на следующей неделе, она переспрашивает, это через семь дней, что ли, совершенно точно, девушка, совершенно точно, через семь дней, и вот у них начнется странный роман, прямо здесь, в больнице, оба лысые, как колени, оба с капельницами, бесполые существа, которым уже ничего не надо, бесплотные тени, бегущие к смерти, ловящие весь кайф только от того, что даже к смерти вместе бежать веселее, чем поодиночке, и тут она как захохочет, словно ненормальная, на всю регистратуру, ее обступили, спрашивают, что с вами, девушка, вам плохо, может дать воды, а она все смеется и смеется, никак не может остановиться, мне, говорит, через семь дней направление будет уже не надо, и снова смеется, потому что, смеется, через пять дней, смеется, мне сказали, смеется, что я умру, совершенно точно умру!