Андрей Битов - Андрей Битов Пушкинский Дом

Остается его назвать.

Сначала мы не собирались писать этот роман, а хотели написать большой рассказ под названием «Аут». Он не был, однако, из спортивной жизни: действие его теперь соответствует третьей части романа. Семь лет назад нам нравились очень короткие названия, на три буквы. Такие слова сразу наводили нас на мысль о романе, например: «Тир» (роман) и «Дом» (роман)…

Значит, сначала это был еще не роман, а «Аут».

Потом все поехало в сторону и стало сложнее и классичнее:

«Поступок Левы Одоевцева».

«Репутация и поступок Левы Одоевцева».

«Жизнь и репутация Левы Одоевцева».

Наконец, пришло — ПУШКИНСКИЙ ДОМ.

ПУШКИНСКИЙ ДОМ вообще…

Названия со словом «дом» — все страшные:

ЗАКОЛОЧЕННЫЙ ДОМ

ХОЛОДНЫЙ ДОМ

ЛЕДЯНОЙ ДОМ

БЕЛЫЙ ДОМ

БОЛЬШОЙ ДОМ

ЖЕЛТЫЙ ДОМ

ПУШКИНСКИЙ ДОМ…

Название установилось, зато какое же раздолье открылось в изобретении подзаголовков, определяющих, так сказать, жанр! Жанр-то ведь у меня такой: как назову — такой и будет, жанр… или, как пишет моя пишущая машинка: жарн…

роман-протокол соотв.:

протокол романа соотв.:

конспект романа соотв.:

набросок романа

Все это уже облегчало задачу: мол, романа нет, а черты его налицо, а мы, мол, сразу так задачу и понимали, сразу так ее себе и определили…

Потом: роман-показание

соотв.: роман-наказание

соотв.: роман-упрек

соотв.: роман-упырь

соотв.: роман-пузырь

роман-с

Далее: филологический роман

роман-музей,

роман-газета

роман-кунсткамера-мой-друг

роман-попурри (на классические темы)

роман-признание в романе

роман-модель,

роман-остов

Географич.:

Ленинградский роман

Петербургский роман

Ориг.:Воспоминания о герое

Две версии

История с неверным ходом

Исследование одного характера

История с топтаниями и прорывами

История с возвратами и прозрениями

История с уходами и возвращениями

Наконец: Роман о бесконечном унижении

Роман о мелком хулиганстве

На выбор… И поскольку я вместил здесь такое разнообразие «жанров», то даже если все это окажется не роман, — такое разнообразие внутренних тем, на которое как раз и намекается столькими подзаголовками, разве не достаточно для произведения такого объема?

Мы хотели сильно отступить и во всем признаться и объясниться. Нам хотелось сделать виртуозный вид: что мы так и собирались, так и хотели… Мы хотели оправдаться преднамеренностью и сознательностью произведенных нарушений, придумали достаточно образных терминов для пояснения формы этого произведения. Например, горящая и оплывающая свеча — объясняла бы «натёчную форму» романа. Или телескоп — телескопичность, выдвижение форм друг из друга, грубее говоря, «высовывание» — но мы не знали, каким концом в данном случае подносим мы сей телескоп к глазу и к чьему, авторскому или читательскому: образ не работал… Или мы хотели с апломбом пройтись по архитектуре, поговорить о современных фактурах, когда строитель сознательно не заделывает, например, куски какой-нибудь там опалубки, оставляет торчать арматуру — мол, материал говорит за себя…

Но не за меня! Это все чушь. Роман написан в единственной форме и единственным методом: как я мог, так и написал. Думаю, что иначе и не бывает. Вся проза — это необходимость вылезти из случайно написавшейся фразы; весь стиль — попытка выбраться из покосившегося и заваливающегося периода и не увязнуть в нем; весь роман — это попытка выйти из положения, в которое попал, принявшись за него. Было немало случаев, когда автор носился с гениальными идеями романов, которые помещались у него потом в одной случайно оброненной строчке. Но однажды случайно написанная первая строчка, о которой автор никогда и понятия не имел, так долго дописывалась и уточнялась, что оказалась романом.

Ну, что? В чем еще признаться?

Однажды, в очень плохую минуту, этот роман был записан стихами (к счастью, более коротко)…

Добро, строитель Петрограда!..

Ужо тебе!..

Пушкин

Утек, подлец! Ужо, постой,

Расправлюсь завтра я с тобой!

Блок