Саймон Ван Бой - Тайная жизнь влюбленных - [сборник]

Сотни лет назад наша деревня жила исключительно за счет рыбной ловли. У меня дома есть художественный альбом. На одной картине изображены молодые женщины в фартуках, которые стоят на скале, глядя на корабль, разбивающийся о рифы. На переднем плане к поверхности моря тянется солнечный луч. Я не знаю, кто написал эту картину, зато отлично понимаю, зачем здесь нужен длинный луч света. Мне знакомо горе, что требует таких деталей. В нашем городке осталось совсем мало рыбаков.

Хотя работа на складе приносит более стабильный доход, чем рыбный промысел, местные мальчишки мечтают ходить в море. Врывающийся в окна ветер приносит им сны о кораблях, какие теперь можно увидеть только в сувенирных бутылках.

Иногда я гуляю по скалистому пляжу за деревней. На берег накатывают темно-зеленые волны, и можно сколько угодно выкрикивать свою боль под грохот перекатывающихся камней. А после я часами разглядываю рыб и крабов в каменистых заводях. Интересно, знают ли они, что отрезаны от своего мира?.. Я люблю сидеть на прохладных валунах, пока прилив не начинает лизать ботинки, словно озорной пес.

Ночью, когда заканчивается смена, я записываю количество разгруженных фургонов. За тридцать лет я ни разу не ошибся, потому что для меня каждый грузовик — как живой человек. В детстве я узнавал любую машину в лицо.

Я отмечаюсь в журнале и нахожу в комнате отдыха свое пальто. На дверце шкафчика висит календарь с полуголыми женщинами. Им холодно. Они широко улыбаются. На фотографии можно изобразить фальшивую радость, а вот горе — никогда.

От склада до деревни — полчаса ходьбы. Сначала надо идти по узкой грунтовой дороге, а затем вверх по холму, мимо живой изгороди с птицами, выглядывающими из гнезд. Летом вместо птичьих глаз в ветвях виднеются дикие ягоды.

Через несколько часов мир наполнит рассвет. Я делаю остановку и прислоняюсь к фонарному столбу. У меня постоянно болит левая нога, особенно зимой. На руки падает свет от фонаря. Они похожи по цвету на затемненное стекло. В нашей деревенской церкви есть чудесное окно с витражным стеклом; порой я становлюсь перед ним на колени и погружаюсь в цвет. Когда боль в ноге немного утихает, я продолжаю путь. Камни, застрявшие в тракторной подошве ботинок, скребут по бетону. Я скучаю по осени, когда лето вспоминает, что тоже смертно. А там — зима. И наконец, чудесная пора, когда все бесстрашно начинается сначала.

Идти домой спешки нет. Вдоль дороги стоят дома с блестящими сланцевыми крышами. Их черные лбы побелели от дыхания завтрашнего дня, глаза прикрыты изнутри шторами.

Вокруг столба прыгает птица. В ее клюве — жирный червяк. Когда я приближаюсь, птица улетает.

Хоть это и против закона, пабы в городке открыты круглые сутки, ради тех немногих рыбаков, что возвращаются примерно за час до рассвета, томимые особой жаждой — вокруг полно воды, а пить ее нельзя. Из паба на улицу льется свет, долетает смех, веет острым пивным духом. Глухой звук музыкального автомата напоминает о больной ноге, а больная нога — о Лео.

На городок спустился туман. Его белые руки обнимают улицы. На задних дворах лают собаки.

Раньше я нередко заглядывал в паб пропустить кружку-другую. Но уже шесть лет туда не захожу. Бесполезно.

Двадцать лет назад, когда Джинни увезла вещи Лео в Америку, мне стало легче. В доме стояла тишина, и я почему-то начал вспоминать свою мать, которая умерла в год нашей с Джинни свадьбы. Она поскользнулась на льду, сломала бедро и скоропостижно скончалась в больнице. Словно закрылась книга, которая, как мне казалось, никогда не закончится.

В прошлое воскресенье я наблюдал за возвращением домой рыбацких лодок, полных серебристого груза.

За последние двадцать лет я не произнес ни слова, хотя были времена, когда рот у меня просто не закрывался. Я очень долго живу без боли слов. Моя жизнь — письмо, на котором забыли написать адрес. Зато мои руки постоянно двигаются, как слепые близнецы, что боятся потерять друг друга.

Я люблю наблюдать за рыбацкими лодками. О прибытии каждой возвещает стая птиц. Издалека чайки похожи на глаза, плавающие в волнах. На прошлой неделе один молодой капитан спросил, не нужна ли мне работа. Я покачал головой. Он славный паренек… примерно столько было бы сейчас Лео. Интересно, кто унаследовал оставленную им жизнь.

Я живу в доме, где вырос. В комнате моих родителей все, как раньше. Теперь это комната для гостей, только единственные гости здесь — призраки, вплывающие через дверные проемы в моих снах.