Грэм Свифт - Свет дня

Могло ли такое быть? И она была бы счастлива. Могло ли?

Включаю зажигание. Обогрев — на полную. Струя воздуха как изо рта на морозе.

Счастливая пришла бы ко мне в последний раз — и расплатиться, и поблагодарить. Вместо долгих лет этого — несколько минут в моем кабинете. Выписать чек и сказать спасибо («Да что вы, это работа моя, полноте…»), а потом, может быть, вдруг обняла бы меня и даже поцеловала бы в щеку.

Вышла бы свободная и счастливая. Могло ли такое быть? Я смотрел бы на задники ее туфель, на ее подколенные впадины. Как провожающий в аэропорту. Смотрел бы из окна, как она переходит Бродвей, возвращается в свою жизнь. И это могло и должно было стать достаточной наградой для меня.

Они благодарят тебя, и еще как. Странные дела — я и думать не думал, — благодарят даже за плохие новости.

«Дело не только в том, что женщины, Элен…»

«Не только? — Вдруг вся превратилась в слух. — Что ты замолчал? Начал, так договаривай».

Курица «марсала», рыба «вероника»… Вся эта кулинария — но не она одна. Отец, которого она никогда не знала.

Рита спросила:

«А вы сами женаты, мистер Уэбб?»

«Был».

Вопросительно вскинула светловолосую голову.

«Долгая история».

(Не такая уж долгая: быстренько попрощалась — и в школу.)

«Не рассказывайте, если не хотите».

Оглядела мой кабинет — примерно так же, как Элен мой дом. Еле уловимое неодобрение.

Мотивы у них бывают всякие: подозрение, уточнение, отчаяние… Иной раз это самая настоящая война. Свирепая, жестокая. И всегда элемент компенсации. Я давно это понял.

Еле уловимый вздох.

Я уже ей все сообщил: с кем, где. Она и без меня догадывалась. Из серьезных — из тех, у кого ни слезинки. Работала на фабрике картонной тары помощницей управляющего. Я подумал: наверно, может делать за него всю работу, да притом с закрытыми глазами — но приходится знать свое место.

Теперь она сидела у меня в кабинете — нога на ногу, глаза чистые, черный острый носок туфли время от времени выстреливает вверх.

А я как-никак детектив. Не дурак. Сигналы распознавать умею. Можно было бы повесить табличку: «Джон Уэбб, частные расследования и помощь нуждающимся в компенсации».

А я-то сам разве в ней не нуждался? Долгая история. Долгая, медленная компенсация.

Оказалось — она далеко не сломлена. Попросила меня сделать еще один шаг. Маленькая добавочная работа. Чтобы я, когда муж будет у любовницы, отвез ее туда. Отвез и подождал у дома в машине, а она подойдет и постучит. Вот и все, ничего сложного. Минутное дело.

«Сможете или нет? Я заплачу».

Острие туфли дернулось вверх, будто нацеливаясь на что-то. Устремила взгляд уже не на меня, а вдоль прямой линии — колено, щиколотка, носок.

Мы поехали. Новый дом в новом микрорайоне. Девять вечера. Они благодарят тебя и берут в союзники.

Я остановился около дома. Холодный январский вечер. Она мрачно, глухо молчала, но прежде чем выйти, потянулась к моей руке, которая лежала на руле, и коснулась пальцами моего запястья. Сказала: «Пожелайте мне удачи» — так, словно особого ответа не требовалось. Потом отвела пальцы, наклонилась дальше, взяла мое лицо обеими руками и чмокнула меня в щеку. «Пожелайте мне удачи». Я пожелал.

Вышла, расправила юбку. Вид был такой, словно могла сказать: «Прикроешь меня». Что она собиралась сделать? Вытащить пистолет? (Откуда?) Нож, склянку с кислотой? Пока я сижу и барабаню пальцами по рулевому колесу.

Пошла по дорожке. Это вдохновляющее, величественное зрелище: бедра шагающей женщины, которой нечего терять и которая настроена серьезно.

Я ждал. Дверь дома открылась — полоса света. Ее впустили. Я готов был услышать вопли, ругань, звон бьющегося стекла. Вспоминал полицейские инструкции. Прежде всего позвони. Оказалось не такое уж минутное дело. Прошло минут десять. Потом она вышла.

Я не знаю и никогда не узнаю, что она там сказала или сделала, но она вышла с видом не менее величественным, хотя и по-другому. Высоко держала голову, дышала полной грудью. Кажется, даже отряхнула ладонь о ладонь. Ее краткий триумф, наигранное торжество, пустопорожняя месть. Я подумал о Рейчел: где она сейчас?

Но месть еще не совершилась до конца.

Она села в машину. Ничего не сказала. Секунду-другую сидела неподвижная и жесткая как статуя — а потом вдруг водопад слёз, вдруг вся перешла в жидкое состояние. Я положил руку ей на плечо. Скинула. У меня возникло ощущение, что я не должен здесь находиться. Потом немного успокоилась, полезла в сумочку за платком и велела мне: «Поехали! Поехали! Увезите меня отсюда». Я поехал. Она мне: «Да быстрее же!» — как будто мы ограбили банк.