Владимир Орлов - Лягушки

Ко всему прочему Ковригин и понятия не имел о вкусах господина Острецова. Да и Острецов ли приобрёл замок Турищевых-Шереметевых, а не фантом ли какой, недоступный глазу?

Иномарки уже переезжали подъёмный мост (про подъёмный мост отец Ковригина ни разу не упоминал) и не переезжали, а будто вплывали в романтическое пространство, лебеди белые, чёрные и выведенных тюльпановых пород — вишнёвые, багровые и даже лазоревые. Дверца проезжавшего мимо "мерседеса" открылась, и рука в нитяной митенке поманила Ковригина.

— Ковригин! По протоколу ты должен был ехать со мной! А ты сбежал. Садись к нам, озорник!

И Ковригин моментально стал соседом Натали Свиридовой. Притянули его так ретиво, что он оказался прижатым к меховому боку Натали. Ковригин попробовал отодвинуться, но Натали не позволила ему сделать это.

— И по протоколу ты обязан быть в Журине моим кавалером. Или я твоим. У нас есть с тобой что вспомнить и о чём поболтать.

Других звёзд театра и кино Ковригин в автомобиле не обнаружил. Стало быть, протокол усадил их в иные телеги. Место рядом с водителем было пусто. Слева от Свиридовой, помалкивая, присутствовала девица Древеснова. "А мордашка-то… лицо то есть, — сообразил Ковригин, — у неё красивое… банальное, но красивое… И тело было предъявлено публике вполне ладное… Далеко пойдёт. А может, сегодня уже отправилась в это далёкое…"

— Вам, Натали…

— Не вам, а тебе! Что тут политесы разводить!

— Тебе! Тебе! — согласился Ковригин. — Так вот, Натали, тебе известны протокол и церемониал… Долго ли нас здесь сегодня продержат?

— Скорее всего, до утра. А куда ты спешишь? Здесь прекрасные, говорят, гостевые покои. В башнях. Конечно, если у кого случится необходимость, отвезут в город. Но тебе-то куда спешить? Мы столько лет с тобой не виделись!

"Придётся, видимо, придумывать или создавать необходимость, — расстроился Ковригин. — И нет ведь у неё во мне особой нужды. Просто я, в качестве взволнованного кавалера и обожателя, буду приравнен ею к показу нового наряда или украшения. А мне она непременно напомнит о том, что, если бы не её подтверждение авторства пьесы, меня бы в приличный синежтурский круг не допустили бы и за десять вёрст…" Впрочем, что было дуться на Натали? Ведь действительно она его сегодня поддержала и, возможно, уберегла от конфуза. Хотя для юристов, в случае козней Блинова, это подтверждение никакой силы иметь не будет. Ни черновика, ни машинописного варианта у него нет. Была бы у него старенькая машинка, он дня за три напечатал бы текст пьесы. Вспомнил его теперь слово в слово. Впрочем, ну и что? Специалисты в минуту определили бы год выпуска бумаги, и т. д., и т. п., и показали бы ему кукиш.

— Какая красотища! Какой дворец! — услышал он голос Древесновой. — И всё это для неё одной!

В первых словах Древесновой ощутимо было искреннее восхищение архитектурными красотами (или их богатством), в последних же словах прозвучала досада. "А между тем, — подумал Ковригин, — Древеснову провезли по подъемному мосту в "мерседесе", а Хмелёва дрожала на полу прохода в автобусе…"

— И для кого же одной? — спросила Свиридова.

— Не важно, для кого… — сказала Древеснова, похоже, с состраданием к самой себе.

— Девушка, — строго произнесла Свиридова, — прочитай, если ещё не читала и в кино не видела, пьесу Александра Николаевича Островского "Таланты и поклонники", там обо всём написано. И если не умеешь прыгать с шестом, не прыгай, научись сначала разбегаться.

"Ну да, наша Натали, — вспомнилось Ковригину, — в юные годы занималась легкой атлетикой, и это меня, между прочим, умиляло, правда, барышни в ту пору с шестами не прыгали…"

— Да что вы, милая наша Наталья Борисовна, — быстро заговорила Древеснова, — великолепная наша Наталья Борисовна, огорчительно, если я дала вам повод понять меня неверно, я — неуклюжая и глупая, но я не собираюсь куда-либо вспрыгивать или упрыгивать, для меня и так знакомство с вами — важнейшее событие в жизни, а уж то, что на меня обратила внимание одна из самых великих актрис современности, это немыслимое счастье. Мы, возможно, не увидимся с вами больше, вам не до того, но если я отправлю вам письмо, вы ответите мне хоть строчкой?

— Ладно, ладно, — благодушно произнесла Свиридова. Она, похоже, рукой произвела движение, будто в намерении погладить русую головку, приголубить простодушную провинциалку, но не погладила и не приголубила. — Успокойся. Отвечу строчкой. И надеюсь, встретимся. Буду следить за тобой. В ножки поклонись этому дяденьке.