Владимир Орлов - Лягушки

Между тем он рассмотрел компанию, чьи аппетиты и жажды и отправился обслуживать гарсон. Там были люди европейские и люди восточные, среди них одна миловидная девушка — китаянка. Но, может быть, и японка. Хотя Ковригину захотелось отчего-то, чтобы она происходила с Гавайских островов, то бишь Сандвичевых, пусть и опозоривших себя преувеличением вкусовых свойств навигатора и картографа Кука. Китаянка (?) неожиданно встала и, сделав руки домиком, поклонилась Ковригину, да так, будто он был её кумиром и господином. "Вот тебе раз!" — удивился Ковригин. Он читал о том, что китайцы считают длинные ноги признаком уродства, но при виде поприветствовавшей его чёрнокосой и рослой девушки готов был вступить с эстетами Поднебесной в полемику.

"Приятно, приятно, когда тебе улыбается такая очаровательная женщина!" — расчувствовался Ковригин, но тут же сообразил, что, если бы она не привстала и не поклонилась ему, он бы её и не заметил.

"Какие такие подвиги пообещал мне гарсон? — снова обеспокоился Ковригин. — Завтрашние? Или уже сегодняшние?" Никаких подвигов совершать он сейчас желания не имел. Да и вообще он созрел до горячих пирожков. О чём и сообщил ответственному гарсону-консультанту.

— У нас для вас могут быть поданы пирожки с ливером. С лепестками жасмина северных сортов. С морошкой. С вязигой. С грибами рыжиками. С пармезаном. И даже… — гарсон наклонился к уху Ковригина и произнёс нечто Ковригиным нерасслышанное. — Ну, и так далее… И были поданы пирожки. Были поданы и были проглочены.

— А теперь! — заявил Ковригин. — Необходимы другие пирожки. Горячие и охлажденные! И партии в обычные шахматы и в калмыцкий шахбокс. Сейчас же оплачиваю счёт и кладу чаевые! А вы проводите меня в шахматный отсек!

— Уважаемый Александр Андреевич, — сказал гарсон. — Сегодня вы освобождены от всех платёжных необходимостей. Жест ресторана. Можете опуститься в бочку с оливковым маслом и выиграть схватку во французской борьбе с получением призовых и исполнением туша духовыми инструментами. Можете пожеланию взять два факела, заказать любую проводницу в лабиринте ради удовольствий и свиданий с привидениями. Насчёт португалки донны Луны и чёрной вуали никаких сведений не имеется.

"Китаянка… — мелькнуло в голове Ковригина, — на костяной пороховнице с восточными мотивами в музее у Башни были китаянки… А может, гейши?.. Ну и что? И что?.."

— В бочку с маслом я не полезу, — сказал Ковригин. — В шахматный отсек — и сейчас же!

Дальнейшее развивалось сладостно-стремительно.

Без промедлений Ковригин был усажен за столик с часами устаревших гроссмейстерских форм, вблизи таких, возможно, почёсывали в затылках Капабланка с Алёхиным. Соперница Ковригина в знакомой уже зелёной униформе с пупырышками и блёстками, умеренно-плотная, с пространствами оголённой матовой кожи на спине, над вздыбленными упругой подпоркой персями и над бёдрами, была мила, попросила у Ковригина разрешения курить, деликатно объявила, что играть будет защиту Нимцовича с элементами зашиты Уфимцева.

При этом на Древеснову она никак не походила.

По ходу партии выяснилось, что защиту Нимцовича с элементами защиты Уфимцева Ковригин уже применял в пятом классе, выиграв первенство отряда у занудливой соплячки Папивиной, ударившей его после падения её короля портфелем по башке (впрочем, в старших классах она расцвела и позволяла на дискотеках обнимать и гладить свои ягодицы).

Нынешняя соперница Ковригина (среди блёсток её зелёного бока чернел номер "16") портфеля не имела, а опустив на доску прокисшего короля, пригласила Ковригина на белый танец, танцем же (дав понять, что она существо не хладокровное, а, несомненно, пылкое) между палок с эротическими кружениями её зеленых же с блёстками товарок подвела Ковригина к проёму "Болото № 16". "Сейчас там и утопит!" — подумал Ковригин. Но без опаски подумал, а как бы признавая разумность и заслуженность им трясинного утопления. Но утоплен не был, а после жаркого удовольствия на берегу болота, будто бы был опущен в студёную купальню, где также испытал удовольствие, а потом в руках у него оказались два факела, и в мерцаниях, надо понимать, болотных огней его повели продуваемыми ходами лабиринта. Там встречались блуждающие компании, весёлые и потерявшие смысл бытия, в нишах с цветниками и буфетами грезили и стонали, в одной из них Ковригину увиделась поклонившаяся ему в зале Тортиллы китаянка (или японка), и возникали уже из стен картины дальних жизней обещанных привидений — Марины Мнишек, Рубенса, Монтесумы, царевны Софьи Алексеевны, и будто сверкнула вспыхнувшим углём в глазах португалка Луна, сдёрнувшая с лица чёрную вуаль.