Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Акция началась в пять часов утра 1 сентября 1942 года, в годовщину немецкого вторжения в Польшу.

Примерно через полчаса шеф полиции Леон Розенблат получил приказ мобилизовать полицейских из Службы порядка гетто. К этому времени армейские машины уже успели въехать на площадь Балут: высокие грузовики с высокими кузовами, вроде тех, что до этого по ночам возили в гетто обувь и мешки с грязной окровавленной одеждой. И еще с полдюжины тракторов с прицепами — по два-три прицепа на каждый трактор.

Разломали в бледных рассветных сумерках кое-какие деревянные заборы и заграждения из колючей проволоки, тянувшиеся вдоль выездов со Згерской и Лютомерской, поставили новые, а подразделения шупо усилили полицейскими из службы безопасности.

Пока все это происходило, председатель гетто спал.

Он спал, и ему снилось, что он маленький мальчик.

Или, точнее, ему снилось, что он — это он и одновременно маленький мальчик.

Мальчик и он соревновались, бросая камнями в крышки. Мальчик подбрасывал крышку, а он старался попасть в нее камнем. Через какое-то время он заметил, что целиться стало труднее. Мальчик забрасывал крышку все выше в густой солнечный свет, а камень, который он собирался бросить, разбухал у него в руках, становился большим и тяжелым, словно череп, и наконец сделался таким огромным, что обхватить его не получалось даже двумя руками.

Внезапно он ощутил лишившее его сил отчаяние. Игра больше не была игрой; она превратилась в гротескный аттракцион, в котором мерялись силами двое, и оба были он сам.

В тот момент, когда он готовился швырнуть гигантский камень, кто-то схватил его за руку и сказал:

«Кем ты себя возомнил? Неужели тебе не стыдно за свое высокомерие?»

Уже слышался рев дизельных моторов, и железные цепи прицепов с грохотом и звоном поднялись и натянулись, когда машины медленно тронулись в путь по улицам гетто.

Потом он скажет, что огорчила его не сама акция по фильтрации населения; к ней власти его все же подготовили. Огорчило его то, что акция такого размаха могла начаться и продолжаться несколько часов — и никому не пришло в голову позвонить ему.

Это же его гетто. Его обязаны были проинформировать.

Госпожа Фукс потом объясняла: когда сотрудники секретариата получили приказ, они решили, что председатель уже проинформирован, а тот факт, что председателя не было в конторе, объясняется тем, что он предпочел наметить план действий под защитой домашних стен.

Однако у председателя сложилось совсем другое впечатление, когда он приехал на площадь Балут и перед конторским бараком его встретила делегация его собственных служащих. Напротив: при виде их вытаращенных глаз у председателя зародилось чувство, будто они выстроились там, вообразив, что могут посмеяться над ним, словно он низвергся с вершин власти и превратился в позорный столб, в кого-то, кому любой житель гетто может крикнуть:

«Но, господин председатель, НЕУЖТО ВЫ И ПРАВДА НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТЕ?»

Мальчик бросает крышку, но он не может попасть в нее камнем.

Крышка блестящая, белая, она исчезает в воздухе, словно разряд молнии. Ни одним камнем в мире он не смог бы попасть в нее.

Странно, что он не злится, ведь каждое его усилие в этом состязании оборачивается поражением. Все было в его пользу: тяжесть камня, то, что он сильнее, то, что он много старше, опытнее и умнее того мальчика, каким был в детстве. Он должен попасть в крышку — но все-таки не попадает.

И все, что ему остается, — это стыд. Стыд от того, что он, добившийся такой власти, может при этом так бесконечно мало.

В больницу на Весола он приезжает уже в девятом часу утра; несчастные родственники, собравшиеся у ограждения, набрасываются на него, словно он их единственное спасение.

— Наконец-то, — кричит толпа, по крайней мере кажется, что кричит, — наконец-то приехал человек, который избавит нас от этого проклятья!

У главного входа группенфюрер СС Конрад Мюльхаус надзирает за тем, как люди Розенблата вытаскивают из больницы перепуганных пациентов. Группенфюрер СС Мюльхаус — из тех мужчин, которые нутром понимают: им надо постоянно быть в движении, чтобы другие не успели заметить, какого они маленького роста.

Он непрерывно вертится на одном месте и выкрикивает приказы вроде:

— Rauf auf die Wagen! Schnell, schnell, nicht stehenbleiben!

Председатель знает, что от него ждут действий; он покрепче перехватывает свою трость и шагает прямо к низенькому Мюльхаусу.