Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

РУБИН (читает): Замстаг, Вернер. Место рождения: Кельн. Отец/мать — неизвестны.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что значит «неизвестны»?

РУБИН: Замстаг прибыл со вторым транспортом. Его не сопровождал никто из родственников, и он не мог назвать родных.

ЗАМСТАГ: Моя фамилия не Замстаг.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: А здесь и не сказано «Замстаг». Это вы, господин Рубин, сами написали. Разве нет?

РУБИН: Мы подумали, что должны дать ему фамилию.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ерунда. Продолжайте!

РУБИН (читает): Майерович, Казимир. Место рождения: Лодзь. Отец/мать — неизвестны.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что, опять «неизвестны»?

РУБИН: Вы сами приказали, чтобы детей, разлученных с родителями, привозили сюда.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Сколько вам лет, господин Майерович?

КАЗИМИР: Шестнадцатого мне исполняется пятнадцать. Спасибо, господин председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Здесь написано, что вы родились двенадцатого января двадцать шестого года.

РУБИН: Как?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Так что вам не может быть пятнадцать лет.

РУБИН: Должно быть, это ошибка, господин председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ладно. Следующий.

РУБИН (читает): Шигорская, Мирьям. Отец/мать…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Дайте угадаю. Неизвестны.

РУБИН: Откуда вы знаете?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Да вы в своем уме?! Понимаете ли вы, скольких жизней мне может стоить ваша чудовищная невнимательность?!

РУБИН: Нет, господин председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Не соблаговолит ли госпожа Шигорская показаться?

Мирьям сделала шаг вперед. Девочка все еще держала в руках альбом с иллюстрированными стихами Торы; она снова протянула его председателю. На этот раз господин презес, явно захваченный врасплох, принял подарок. Потом он внимательно посмотрел на девочку, причем его кривая улыбка становилась все шире.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: И сколько же лет госпоже Шигорской?

РУБИН (встревожено): Мирьям Шигорская не разговаривает, господин Румковский.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Разговаривает, не разговаривает — может, она соизволит отвечать сама?

РУБИН: Мирьям Шигорской одиннадцать лет, господин председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Для одиннадцати лет она выглядит крупной. Или это новый способ избежать трудовой повинности?

РУБИН: К сожалению, она лишена дара речи, господин Румковский.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Не владеет даром речи? Если б она еще и говорила, природа была бы слишком щедрой к юной госпоже Шигорской.

Он хватает Мирьям за руку и грубо тащит ее за собой в кабинет. В дверях он оборачивается и взмахом руки велит Хайе принести тазик и полотенце, нетерпеливо ждет у двери, пока она не вернется с требуемым, потом входит в кабинет и запирает за собой дверь.

Долго-долго все просто стоят — перепуганные, захваченные врасплох — и смотрят на закрытую дверь. Через какое-то время изнутри доносятся слабые звуки. Ножки стула процарапали по полу; что-то тяжелое ударилось о стену и покатилось. Удары и стук повторяются несколько раз. Потом раздается голос председателя, глухой и сердитый. И тоненький дискант — голос Мирьям. Значит, она все же не немая! Голосок звучит так, словно девочка хочет говорить громко и настойчиво, но что-то или кто-то не дает ее словам вырваться наружу.

Опять скрежет ножек стула по полу, опять что-то ударяется о стену и катится.

Потом становится тихо. Пугающе тихо.

Дебора первая стряхивает с себя оцепенение. Она бросается в комнату Розы и начинает колотить по клавишам рояля. Потом ритм обретает форму, и клавиатуру сотрясает старая еврейская песня протеста, которую юные актеры Зеленого дома уже исполняли до этого:

Казимир уверенно отбивает такт на барабане. В другой комнате малыши все быстрее кружатся в танце. Наташа Малиняк вопит, прижав ладони к ушам, а Либа и Сара взбираются на рояль и оттуда пытаются схватить Дебору за руки, словно сидят на краю колодца и ловят бабочек.

Роза вспоминает, что Хайя держит запасные ключи от кабинета на кухне, в одном из выдвижных ящиков. Вернувшись с ключами, она видит: Замстаг растянулся на спине у двери кабинета; он расстегнул штаны и онанирует долгими судорожными движениями правой руки; левая сжимается и разжимается, словно бьющееся сердце. Он ловит взгляд Розы задолго до того, как она понимает, что происходит; Роза видит, как он улыбается на полпути к оргазму — блестящей слюнявой улыбкой, совершенно бесстыжей, все понимающей и полной согласия.