Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Каждый день одна и та же картина. Заснеженные улицы, телеги, которые не сдвинулись с места — колеса и полозья вмерзли в снег. Не меньше четырех мужчин должны подставить плечо, чтобы поднять телегу и поставить ее в колею. А возле бесплатных кухонь на Згерской, на Бжезинской, на Млынарской и Древновской — ряды ссутуленных женских и мужских спин, тесно прижавшихся друг к другу, укутанных пальто, шалями и одеялами; люди хлебают суп, день ото дня все более жидкий, а по улицам и переулкам метет густая поземка.

Новые беспорядки были совершенно другого рода.

Толпа на этот раз была очень подвижной. Она собиралась на улицах без определенной цели и быстро перетекала из квартала в квартал.

Ее гнали вперед слухи.

«A ratsie is du, a ratsie is du!»

Везде, где раздавались эти слова, люди поворачивались и шли за человеческой массой туда, куда, как они думали, прибывают обозы с провиантом.

Не успела какая-то телега с продуктами выехать из ворот Радогоща, как ее тут же атаковали. Возницу стащили на землю, пятеро или шестеро мужчин поднажали и сумели, к великому ликованию остальных, опрокинуть телегу. Когда прибежали первые неповоротливые полицейские, вываленный на землю груз уже растащили до последней картофелины, до последней брюквы.

Прошел слух, что по некоему адресу на Бжезинской есть дрова. Дрова представляли собой лачугу, которую топливный отдел по какой-то причине не учел, проводя инвентаризацию запасов древесины в гетто.

Толпа тут же оказалась на месте.

Несколько человек составили авангард; их подняли на крышу, а другие тем временем орудовали топорами и пилами, отрубая и отпиливая все что можно, после чего лачуга рухнула. Половину находившихся в ней людей задавило насмерть. Прибывшим на место полицейским оказывали сопротивление, чтобы остальные набрали побольше дров. Потом все разбежались.

В довершение всего забастовал персонал всех шести больниц гетто. Люди работали в три смены — круглые сутки, к тому же в помещениях стоял такой холод, что хирурги едва удерживали в руках инструменты, пытаясь спасти взрослых и детей. Людей привозили истощенных, с обморожениями, с раздробленными, переломанными руками и ногами, если им случалось быть избитыми или попасть под ноги толпы возле раздаточных пунктов. Из обозов, снаряженных на станции Радогощ, до пунктов назначения добирались немногие. Если на телеги не нападали при выезде с сортировочной, то они подвергались атакам в гетто. Мужчины перепрыгивали через невысокую стену, окружавшую главное овощехранилище, и даже когда Розенблат стал отправлять туда удвоенные наряды полицейских, чтобы сражаться за каждый кусок (отныне всякий обоз сопровождали двое полицейских и не меньше трех охраняли каждый склад), те не могли удержать толпу, и в какие-нибудь несколько часов склад полностью пустел.

Голод был проблемой.

Какие меры ни принимай, чтобы разобраться с нарушениями закона в гетто, сначала следовало обуздать голод.

Чтобы продемонстрировать силу и решительность, председатель отменил дополнительные пайки и увеличил общий хлебный паек. В гетто все рабочие и служащие, независимо от положения в иерархии, имели право на паек — четыреста граммов хлеба в неделю.

Отмена спецпайков на первый взгляд казалась разумным решением. Потом станет ясно, что оно стало одной из величайших ошибок председателя, которая едва не привела к открытому восстанию против его власти.

Даже после того как гетто наглухо закрылось от внешнего мира, имеющиеся продукты распределялись в соответствии с четким порядком, основанным на привилегиях.

Сначала шли так называемые пайки «В».

«В» означало «Beirat», главный административный орган гетто. Пайки «В» распределялись между ответственными лицами, разделенными на классы от I до III — в зависимости от того, какое положение человек занимает в иерархии гетто: от служащих канцелярии самого председателя до руководителей предприятий и инструкторов технической подготовки, а также юристов, врачей и прочих.

Были еще пайки «С».

«С» означало «Ciężko Pracujący», эти пайки выдавали людям, занятым физическим трудом. Ни о каком существенном отличии от обычных рабочих пайков речь не шла; люди, занятые тяжелым трудом, получали в день лишние пятьдесят граммов хлеба да, может быть, пару дополнительных половников супа. Но символически такое деление было очень важно: оно доказывало, что тяжелый физический труд достойно оплачивается.