Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Так как военное оборудование и боеприпасы продолжали поступать на разгрузку, Адама время от времени переводили на грузовой перрон. И еще в гетто вдруг стали привозить огромное количество капусты. Обычной белокочанной капусты, с такими бледными и незрелыми верхними листьями, что кочан казался завернутым в бинты. Многие старые овощехранилища затопило, так что Адаму и его товарищам по работе выдали под расписку инструменты — гвозди, молотки и маленькие несуразные киянки, — при помощи которых они под руководством Шальца и других охранников возводили небольшие деревянные лари на сваях, примерно три на четыре метра, где кочаны могли бы дожидаться дальнейшей транспортировки. То, что еврейским рабочим выписали потенциально опасные инструменты, выдавало растерянность властей и безошибочно указывало на масштабы беспорядка. Раньше немцы никогда не сделали бы такого.

Стояла на диво оттепельная зима. Чтобы подойти к ангару, приходилось пробираться через грязные вонючие лужи; и каждый день после конца смены Ольшер приказывал рысцой бежать складывать в штабели уже отлитые гераклитовые плиты, чтобы они не испортились, если вода ночью вдруг поднимется. Из всей бригады один только Адам не берегся воды. Ведь он знал, откуда она приходит. Знал он и откуда появились инструменты. Едва он ощутил тяжесть ножа и долота в руке, как понял: эти вещи вложила в его руки высшая сила.

Янкель, Габриэль, братья Шайнвальды и другие из старой бригады увидели его, только когда приехала телега с супом. Все отвели глаза, кроме Янкеля, который никогда ни от чего не отводил глаз. Едва Янкель уселся рядом с ним, Адам понял, что надо спросить у Янкеля про дядю Лайба. Адам не стал называть Лайба по имени, а просто описал его: высокий, худое лицо как велосипедное седло, с узкими щелочками глаз; потом описал взгляд этих едва намеченных глаз — смотрят прямо на тебя, но как будто видят что-то другое.

Янкель сразу понял, о ком он спрашивает. Он, в свою очередь, мог бы спросить Адама, что Замстаг и его люди делали с ним в тюрьме, спросить, почему Адама вдруг выпустили, почему не отправили в трудовой резерв, как отправляли всех, кто «полюбился» зондеровцам. Но Янкель спросил не об этом. Он сказал:

— А правду говорят, что Лайб твой дядя и что его ты должен благодарить за то, что получил работу на Радогоще?

Адам отвернулся.

— И его же ты должен благодарить за то, что опять работаешь здесь?

На Радогоще многие помнили, как все обернулось в прошлый раз, когда в гетто затеяли суповую забастовку. Это было в июне 1943 года, тоже в Марысине, в обувной мастерской под названием «Бетриб Избицки», где делали деревянные башмаки и простые сандалии, которые состояли из деревянной подметки и тканевой перемычки, но которые зато производились сотнями тысяч и продавались за гроши.

Начальник мастерской Берек Избицкий был известен в гетто как самый истинный träger. Он делал все, чтобы выглядеть в глазах властей образцом эффективности, но стоило инспекторам из Центрального бюро по трудоустройству отвернуться, как он начинал экономить на всем подряд и к тому же обращался с рабочими хуже чем с животными. Resortku у Избицкого каждый день тщательно процеживали. И пока бригадиры и начальники, включая самого Избицкого, ели густой питательный бульон с овощами и капустными листьями, которые удавалось зачерпнуть половником, простым рабочим приходилось довольствоваться водянистым отваром, вкус у которого был хуже чем у помоев.

После нескольких месяцев такого питания один из рабочих отшвырнул тарелку и выкрикнул:

— Это, черт возьми, несъедобно, я не буду это есть!

Демарш был незапланированным. Однако слова, сказанные рабочим, передавались из уст в уста, словно тайное сообщение; наконец они достигли ушей Избицкого, который как раз поедал свой обед, состоявший из супа с жирной говяжьей шкурой, свекольных консервов и картошки. Брызгая слюной от злости, Избицкий прошел вдоль очереди рабочих, стоявших у раздаточного прилавка, и сказал:

— Кто тут недоволен моим супом?

Когда рабочий, отшвырнувший миску, немного неловко поднял руку, Избицкий сгреб его за плечо и тыльной стороной ладони отвесил пощечину.

И тут произошло неслыханное: вместо того чтобы смириться с наказанием, строптивый сапожник ударил Избицкого с такой силой, что тот растянулся на земле.

Поднялась суматоха, вбежали с дубинками наизготовку полицейские из Службы порядка; но вместо того чтобы, как обычно, разойтись, рабочие словно приросли к земле, и когда Избицкий наконец встал сначала на четвереньки, а потом на ноги и попытался тычками и пинками заставить рабочих подойти к прилавку, где ждала раздатчица, сначала один, потом другой ответили тем, что выскользнули из очереди и с пустыми руками и желудками вернулись на рабочие места.