Андрей Геласимов: Атамановка ( Рассказы )

Над головой у него перемигивались яркие звезды.

Весь следующий день он то и дело падал с коня. На открытых безлесных пространствах снег под ярким февральским солнцем блестел так сильно, что Митьке все время приходилось зажмуриваться, и это зажмуривание как-то незаметно переходило у него в сон. Кони по целине шли неспешно, мягким, убаюкивающим шагом, поэтому шансов справиться с обволакивающей дремой у не спавшего две ночи подряд Митьки не было никаких.

“Соскальзывает! – кричали задние. – Опять соскальзывает!”

“А ты плеткой ему подсоби!” – отвечали откуда-то из головы растянувшейся конной колонны, и со всех сторон гремел смех.

“Я щас, – виновато бормотал Митька, выныривая уже почти из-под брюха своего коня. – Щас, щас. Всё, больше не буду”.

Он покрепче усаживался в седле, вытягиваясь и неестественно выпрямляя спину, стаскивал варежку и пытался укусить покрасневшую от мороза ладонь, чтобы проснуться, но просыпался не от ожидаемой боли в руке, а от внезапной боли во рту, потому что вспоминал о выбитых ночью зубах только после того, как уже становилось больно.

Впрочем, и эта боль приводила в чувство совсем ненадолго. Митька морщился, натягивал варежку, щурился на снег, невольно подстраивался своим внутренним покачиванием под удобный конский шаг, спина его горбилась, и через пять минут он засыпал снова.

Ближе к вечеру, когда солнце слепило уже не так нещадно, Водяников остановил колонну посреди леса и, собрав вокруг себя командиров взводов, отъехал с ними чуть в сторону. Они спешились метрах в пятидесяти от основного отряда и начали что-то обсуждать. Водяников горячился, орал на своих помощников, хватал их за ремни и бил по седлам коней рукояткой плети.

“Заблудились, на хрен”, – сказал кто-то рядом с Митькой.

“Чо?” – переспросил тот, с трудом поворачиваясь на голос.

Несмотря на туман в голове, сквозь который разобрать было уже почти ничего невозможно, он все-таки узнал человека, просившего у него в

Архиповке подать ковшик.

“Чо-чо! – раздраженно повторил человек. – Заблудились – вот чо!”

“А-а”, – сказал одуревший Митька, пытаясь удержаться в седле.

“К обеду должны были выйти на них, – продолжал человек. – А где она, ети ее, эта Романовка? Опять будем ночевать в лесу. Говорили же, надо брать с собой бурятов! Сами, на хрен, дороги не знают никто!

Командиры, ети иху мать!”

Когда отряд снова тронулся, Митька оказался в самом хвосте колонны, потому что крепко уснул, пока Водяников ругался со взводными. Конь, на котором он уже сладко спал, пошел с места, только поняв, что все остальные лошади впереди, а сзади совсем ничего – один пустой лес и в нем волки. Бойцы, злые оттого, что опять придется спать на снегу, проезжали мимо Митьки, не обращая на него никакого внимания.

Внезапно весь отряд встал, и впереди что-то началось. Те, кто ехал ближе к голове колонны, ринулись, ломая строй, куда-то вбок, а задние, не понимая, что происходит, пришпорили коней, переходя с шага на рысь, и стали выхватывать шашки. Когда они навалились на головных, которые как вкопанные стояли перед каким-то препятствием, над лесом пролетел страшный крик Водяникова:

“Осади! Стоять всем! Застрелю!”

От этого крика, как будто от выстрела, в небо взмыла целая стая птиц. Митька вздрогнул и окончательно проснулся. Конь под ним всхрапнул, приподнимаясь от испуга на задние ноги, и понес его туда, где сбились в кучу все остальные.

“Чо там? – спрашивал Митька, вытягивая шею и даже пытаясь залезть с ногами на седло. – Ну чо там такое? А, дяденька?”

Из-за плотной стены конных ему ничего не было видно.

“Пристрели его, – раздался впереди чей-то голос. – Пошто будет мучиться? И сыми карабин”.

От выстрела кони присели и резко сдали назад, едва не опрокинув

Митькиного коня навзничь.

Пока он вертелся на месте, укорачивая уздечку, отряд пошел вокруг него врассыпную. Через минуту все уже снова выстроились попарно в колонну, а перед Митькой открылась глубокая яма, на дне которой в темном от крови снегу лежали всадник и его конь. Голова коня была разбита выстрелом с близкого расстояния, а человек лежал лицом вниз.

Прямо сквозь его шею проходил вкопанный в дно ямы заостренный кол.

Вокруг валялись ветки и толстые сучья, которыми яма, очевидно, была прикрыта сверху.

“А чо, дяденька, – сказал Митька, догоняя замыкающую отряд пару всадников, – на медведя, что ли, яму китаёзы вырыли?”

“Может, на медведя, – мрачно откликнулся один из них. – А может, и нет”.