Андрей Геласимов - Андрей Геласимов – Жажда

А лейтенант ему говорит: «Но он ведь уже мертвый». И Генка опять отвечает: «Своих не бросают, лейтёха». И я снова знал, что он скажет именно так. А духи по рации бубнят и бубнят: «Лейтенант, уводи своих пацанов оттуда. Слышишь, эй, лейтенант. Мы сейчас к вам придем. Мы вас живьем будем на бинты резать. Уводи пацанов, лейтенант». А Генка говорит: «Ты с ними тут пока побеседуй. С чурками». И ушел. А когда вернулся, духи лейтенанта по рации уже по имени называли: «Саша, ты меня слышишь, Саша? Передай своим, чтобы отозвали этот долбанный вертолет. И уходите оттуда. Прямо сейчас уходите». «Дурак ты, лейтёха, – сказал Генка. – Ты бы им еще адрес свой дал». А через два дня лейтенанта убили. В лоб и в живот. Две пули. Даже не из снайперской винтовки. Из простого Калаша лупят за полкилометра. И гранатометы делают из обычных труб.

Город мастеров. В детстве был такой фильм-сказка.

А теперь Генка смотрит на меня и говорит:

– Это я деньги забрал.

А я смотрю, как Пашка подходит к джипу.

– Слышь, Костя, – Генка трогает меня за плечо.

И тогда я говорю:

– Я знаю.

Пашка открывает дверь и садится на заднее сиденье.

– Надо же, – говорит он. – Все у них есть, а специальной посуды для микроволновки у них нету.

– Да ладно, брось ты ее, – сказал Генка. – Не поднимай. На счастье разбилась.

– Дети же бегают, – сказал я. – Наступят еще.

И стал собирать. Тем более, что все равно уже под стол опустился, и чтобы снова садиться на табурет надо было еще накопить сил. Под столом. Чтобы голова меньше кружилась.

– Смотри, не порежься, – сказал сверху Генка. – Ты как там?

– Нормально.

– Порезался?

– Да.

Слова все короче, потому что на длинные тоже силы надо копить.

– А мы тебе уже налили.

– Я сейчас.

И голос какой-то другой. Тянется. Но пока все равно узнаю – мой голос.

– Мелкие, блин, – говорю моим голосом.

– Тряпкой надо, – Пашка своим голосом говорит.

– Нету, – говорит Генка. – Я ее выбросил. Мы уже налили тебе. Ты где?

– Я здесь.

У Генки слов больше, потому что я торопился. Потому что мне не в кайф было сидеть и слушать, как они молчат. Я-то почему должен был напрягаться? Моих денег там не было. Там, откуда Генка их взял. Поэтому я говорил – не хотите, ну, как хотите, а я, наверно, еще одну. И от этого слова постепенно стали короче. И даже не постепенно, а довольно быстро. Сначала стало плавно внутри, а потом слова стали короткие. Потому что не очень нужны. Протягиваешь руку и наливаешь. Или просто киваешь головой. Даже когда не спрашивают. Сидишь внутри себя, как в космическом корабле. На запросы не отвечаешь. «Земля, Земля, вас не слышно. Плохой сигнал. Как слышите меня? Прием». И управление уже ни к черту. Где тут у них тормоза? Сидишь и смотришь в безвоздушное пространство. С удивлением. Потому что в иллюминаторах одна муть. И даже не голубая. Но топлива еще до фига. Это радует.

– Ты долго там будешь сидеть? – Генкин голос из Центра Управления Полетами. – Водка прокиснет.

– Сейчас.

Говоришь медленно, потому что связь уже совсем никуда. Плохая связь. Космос полон космической ерунды – метеориты, звезды, туманности. Туманностей больше всего. Сплошные помехи. Бесконечная толкотня. Вместо того чтобы всем сидеть у себя дома.

Но вдруг связь становится лучше. Почти нормальный сигнал.

– Давай за Серегины ходки. Кого он вытащил после нас?

– Михалыча.

– Давай за водилу Михалыча.

Замолчали. Я вытираю ладонью с пола свою кровь. Бесполезно. Все равно капает. После молчания – снова приличный сигнал.

– А потом?

– Потом, кажется, капитана.

– Значит следующую накатим за капитана.

Пытаюсь связаться. Прямо из-под стола.

– Чего ты там говоришь? Костя, ты не мычи. Давай, вылезай оттуда. Жена потом соберет. Смотри, кровью весь пол устряпал.

Тщательно настраиваюсь на связь:

– Сначала был капитан. Потом – Михалыч.

В эфире – молчание.

– Ты уверен?

– Да.

– Ну ладно. Тогда сейчас накатим за капитана. А за Михалыча потом еще раз.

Я говорю:

– И за Серегу.

Они говорят:

– И за Серегу.

Я говорю:

– Потому что его нигде нет.

И выбираюсь из-под стола. В правой руке осколки.

– Говорил тебе, блин, порежешься. Давай их сюда.

– Я сам.

Но мне все равно радостно. Потому что мы снова втроем. А не по отдельности. И вокруг больше не космос. Генкина кухня. Осколки я все собрал.

Генка говорит:

– Чего ты такой довольный?

Я говорю:

– Я улыбаюсь.

Он говорит: