Андрей Геласимов - Андрей Геласимов – Жажда

Она встала из-за стола, подошла ко мне и тоже опустилась на пол.

– А Барби можешь нарисовать?

– Я хочу покемона! – закричал Славка. – Нарисуй покемона!

Я пожал плечами:

– Не знаю, кто такой покемон.

Наташка сказала:

– Нарисуй Барби.

Потом они попросили Снежную Королеву. Потом ежа. Потом Бритни Спирс и черепашек-ниндзя. Когда кончилась бумага, Славка убежал в комнату к Марине. Вернувшись, он на секунду застыл на пороге, потом подбежал ко мне, протянул целую пачку бумаги и видеокассету, поднялся на цыпочки, закрыл глаза и, сдерживая дыхание, выдохнул:

– Я хочу покемонов. Всех.

Пока мы смотрели мультики, а я рисовал, Наташка со Славкой то и дело бегали на кухню и таскали оттуда чипсы, кока-колу, конфеты и сыр. Часа через два весь пол был устлан бумагами и завален едой. Когда кончились мультики, я рисовал уже просто так. Дети смотрели на мои рисунки и старались угадать – что у меня получается. Славка почти всегда угадывал первым.

– Бегемот! – кричал он, и Наташка огорченно вздыхала. – Страус! Яйцо! Подводная лодка!

Чтобы Наташке не было так обидно, я начал рисовать то, что любят девочки.

– Это, наверное, пудель, – говорила она. – А это сиамская кошечка. А это учительница, потому что у нее в руке есть указка. Это, наверное, стюардесса. А это я не знаю – кто. У нее какая-то странная шапочка.

– Кто это? – сказал Славка, когда я закончил рисовать. – Мы сдаемся. Скажи – все равно никто не угадает.

– Это операционная сестра, – сказал я. – Ее зовут Анна Николаевна.

– А что такое операционная сестра? – спросил Славка, но в это время в коридоре щелкнул замок, и на пороге появилась Марина.

Она в изумлении оглядела усыпанную белыми листами комнату, разбросанные остатки еды, нас, сидящих на полу и глядящих на нее оттуда, помолчала еще несколько секунд и наконец сказала:

– Плакал мой обед. А уроки-то хоть кто-нибудь сделал?

Когда немного прибрались, Марина сказала, что у Славки сегодня «Веселые старты». А ей надо бежать в редакцию, потому что приехал какой-то американский журналист.

– "New York Times". Знаешь эту газету? Мне обязательно надо с ним поговорить.

Я сказал, что не знаю, но могу отвести Славку вместо нее. Все равно Генка с Пашкой так и не появились.

– Мне не трудно. Расскажи только – куда надо идти.

Пока у него был урок рисования, я сидел на скамеечке возле школы и смотрел на людей. После обеда стало светить солнце, и снег, который шел последние два дня, быстро растаял. Те кто опоздал на урок, бежали прямо по лужам. Некоторые поднимали голову и тогда замечали меня. Лучше бы они смотрели себе под ноги. По крайней мере, дома потом не досталось бы за ботинки.

Впрочем, им тоже самим скоро в армию. Пусть смотрят.

«Веселые старты» были только для первоклашек. Поэтому я сел так, чтобы меня не было видно. Только со спины. Пришлось болеть за Славку по звуку. Слушал как они кричат, когда кто-нибудь прибегает последним. Старались помочь. Орали как угорелые.

– Идите вот сюда, – сказал вдруг прямо у меня за спиной женский голос. – Здесь никого нет. Только один дяденька.

На скамейку сзади меня опустились двое мальчишек. Я нагнулся вперед, чтобы их не напугать. Как будто шнурки развязались.

Но им было не до меня.

– Ну как вы оделись? – шептала их мама. – Я же вам все оставила. А вы оделись непонятно как. Теперь все подумают, что мы нищета.

– Нас папа одевал, – шепнул один мальчик. – Я ему говорил, что так неправильно, а он сказал – отстань, мы опаздываем уже.

– Теперь все подумают, что вам одеть нечего. Я же оставила все на кресле.

– Папа сказал – на «Веселые старты» так одеваться нельзя.

– Ладно, – шепнула мама. – Сейчас Ира пробежит, и ты оденешь ее кроссовки. Только не наступай в лужи, а то они новые ведь совсем.

– Он тогда после всех прибежит, если будет вокруг луж бегать, – зашептал мальчик помладше. – Он проиграет тогда.

– А я буду через них перепрыгивать.

– А если они большие?

– А я разбегусь.

– Ладно, перестаньте, – шепотом одернула их мама. – И так голова кругом идет.

Я слушал их, стараясь, чтобы они не обращали на меня внимания, и думал о том, какие бывают дети. Что они говорят, как они толкаются, как прыгают, поджав одну ногу, рвут ботинки, плюют с балкона, рисуют на обоях, вылавливают из супа лук.

Особенно, когда они твои.

Приехать со всей оравой на Черное море. Летом, когда стоит невероятная жара. Снять однокомнатную квартиру. Второй этаж – поэтому сначала страшно оставлять на ночь открытым балкон. По телевизору каждый час сообщают, что из тюрьмы убежали грузины. Два или три. После половины бутылки трудно запомнить – сколько. Или не хочется запоминать. Тем более – жара. Липкая спина, и мысли разбегаются в стороны. Зато никаких комаров. Звенят за балконной дверью, но в комнате почти не слышно. Потому что дети шумят. Толкают друг друга и хихикают на полу. Им нравится, что они теперь с нами в одной комнате. Невозможно их уложить. Сидим на диване и говорим: «Время уже почти два часа ночи». Но им все равно. Они нас не слышат. Волосы мокрые от жары. Хватают друг друга за плечи. Мы говорим: «Время уже два часа». На третий день догадываемся постелить на кухне ватное одеяло. Чтобы коленкам не было больно. И чтобы линолеум не прилипал к спине. Радио на табурете прямо над головой каждую ночь играет одного Джо Дассена. Надо аккуратно вставать. Задыхаясь, можно легко столкнуть его с табурета. Тогда придется искать ее губы в тишине. Как будто оглох. И в ушах ровный шум, словно прижал раковину.