Дмитрий Липскеров - Последний сон разума

Он чуть было не лишился сознания. Чудом удержался на свае и глухо курлыкнул.

Птичка не проснулась, а потому Илья, тряся всеми перьями, с дрожью в голосе позвал:

– Айза… Айза…

Тело птички-пчелки встрепенулось, она открыла свои крошечные глазки и посмотрела на голубя.

– Илья… – сказала птичка и вспорхнула с балки легко, как пушинка.

Она замахала крылышками быстро-быстро, оставаясь в полете на одном месте, рассматривая потрепанного голубя, то поворачивая головку, то ставя ее прямо, то опять на бочок.

– Илья!.. – и из глаза ее выпала алмазная слезка.

– Айза!..

И опять он было чуть не умер от счастья. Его увечная лапка оттолкнулась от сваи, и он неуклюже взлетел, стараясь тоже удержаться на одном месте, что совсем не свойственно голубям и прерогатива лишь маленьких колибри.

Айза засмеялась, наблюдая такую картину, но не ехидно, как в детстве, а по-доброму и устремилась навстречу своему мужчине, затрещав крылышками, как пропеллерами.

Они сели на широкую балку и встретились клювами, словно губами, и не могли надышаться друг другом целую вечность, пока из зала не ушел последний уборщик, пока не погас свет.

– Ты единственная моя! – шептал Илья.

– Мой Илья! – отвечала Айза с великой нежностью, от которой пух под крыльями татарина становился еще пушистее, и если была бы возможность, он с удовольствием пожертвовал бы его весь на маленькую подушечку для своей крохотной птички…

Он долго рассказывал Айзе, как жил все это время, как охранял их будущее потомство, как превратился в птицу и почему у него не хватает лапки.

И Айза плакала от такого грустного рассказа, а Илья, наоборот, улыбался счастливо душой, так как встретил свою любовь, свой вечный смысл жизни…

Он вновь почувствовал в своем теле якорную твердость и мраморное бурление, но нежные чувства были настолько сильнее плотского инстинкта, что якорь тут же расслабился, а мрамор рассосался до времени и Илья лишь шептал что-то нежное, очень нежное, а маленькая колибри всхлипывала и от грусти и от счастья одновременно.

Они заснули под самое утро. Илья взял маленькую птичку под крыло, и весь сон его был поверхностным, готовым оборваться в любой миг, дабы встретить любую опасность лицом к лицу и защитить свою Айзу.

А наутро она выбралась из-под его теплого крыла и потянула свои почти прозрачные крылышки томно, отчего в голове Ильи опять закружилось и он от счастья закурлыкал громко, так что привлек внимание двух воробьев, которые подлетели поближе и, как будто не обращая внимания на посторонних птиц, принялись приводить свои перья в порядок, выклевывая и выкусывая из них что-то ненужное.

А затем Айза вспорхнула и слетела к самому низу, где бил из мраморного камня маленький фонтанчик, в мелких брызгах которого она долго нежилась, растопырив крылышки, показывая их экзотический раскрас, и Илья гордился с высоты матерью своих будущих детей. Он сам расправил крылья веером и терся о них клювом, то ли перья вычищая, то ли клюв полируя до блеска.

А потом произошла трагедия.

Он слишком поздно заметил, как воробьи, отирающиеся неподалеку, приметили его Айзу и хищно спикировали с балки к фонтанчику. Они залетали с двух сторон, и колибри ничего не оставалось делать, как просто вспорхнуть и устремиться прямо, стараясь отыскать какую-нибудь крохотную щель, в которую не протиснутся воробьи. На секунду ей удалось спрятаться под огромной штангой, вернее, между ее блинами, и от ужаса и волнения тельце Айзы сжалось, сотряслось, и она снесла крохотное яичко, чуть больше муравьиной личинки.

Ах, это был лишь выкидыш. Илья не успел оплодотворить яйцо, а потому оно было стерильным и представляло интерес только для орнитологов.

Едва она закончила рожать, как перед ее глазками возникла воробьиная физиономия с раскрытым клювом, который щелкал и непременно желал дотянуться до этой маленькой пчелки, или жучка, которого так страстно хотелось проглотить!

Айза ловко вспорхнула из-под штанги и вновь взлетела под самую крышу, заставляя воробьев, подобно истребителям, пристраиваться к малявке в хвост и повторять все ее маневры.

А Илья по-прежнему начищал свое оперение и был в трагическом неведении, что его подруга находится перед лицом смерти. Знай он о том – ему ничего бы не стоило разогнать пару наглых воробьев и спрятать колибри под свое крыло.

Тем временем Айза, заложив немыслимый вираж, влетела в какое-то темное помещение. На мгновение она почувствовала нестерпимый жар, а потом сознание ее вмиг испарилось, как капля воды, и обожженное тельце упало на раскаленные камни финской бани, которую успел включить утренний служащий.