Дмитрий Липскеров - Последний сон разума

Последнюю булку он выкинул не глядя, взвалил пенек, оставшийся от Семена, на спину и потащил ношу к дому.

Он установил деревяшку, как и предполагал, на кухне, вскипятил чай и открыл форточку для прохлады.

Прихлебывая индийский, сидя на новом табурете, старик невзначай взглянул на небо. Из-за серой тучки на него смотрело улыбающееся лицо Оленьки, с серыми глазами во все лицо и вздернутым носиком.

– Ты что там делаешь, Михалыч? – спросила из-под тучки девушка.

– Оленька!.. – прошептал Михалыч.

– Ну что же ты! – смеялась юная Петровна. – Иди же сюда!

– А! – только и сказал старик.

Его тело обмякло, привалилось к стене сахарным кулем, рот открылся, и из него розовым парком что-то вылетело. Это что-то лениво скользнуло в форточку и не торопясь устремилось к небесам. Там это розовое залетело за серую тучку, и небеса сомкнулись…

Старик Михалыч умер…

Светка очень помогала Мите Петрову управляться с маленькой Жанной. Она не могла не заметить, что девчонка росла, как говорится, не по дням, а по часам.

– Знаешь, Петров, – вы-сказала однажды продавщица свое мнение. – Девчонка твоя не совсем нормальная!

– Что ты имеешь в виду? – скосил на нее единственный глаз Петров, а сам удивлялся, что купленный еще два часа назад памперс не сходится на животе Жанны.

– А то, что девчонка на глазах растет! Еще полдня назад у нее было четыре зуба, а сейчас двенадцать!

– И что? – разозлился Петров. – Каждый по-своему развивается!

– А что ты злишься! – обиделась Светка. – Мне-то что! Пусть у нее хоть сорок зубов вырастет!.. Ее кормить пора!

– Корми! – согласился Митя и схватился за бок, так резануло в печени.

Светка склонилась над девочкой, которая лежала на спинке, слегка суча ножками, и улыбалась, казалось, всему миру.

– Ути, ути! – пропела продавщица.

– Света, – вдруг сказала девочка.

– Ой! – женщина отшатнулась, прислонилась к стене и заорала во все горло:

– Говорит! Говорит!!!

Из кухни вбежал Петров и захлопал единственным глазом.

– Она говорит! – вопила продавщица и если бы умела креститься, то вероятно бы осенила себя знамением, но не вспомнила, как крест класть, то ли слева направо, то ли наоборот, а потому ткнула себя пальцами только в лоб, оцарапав его старым маникюром.

– Сволочью обозвала? – поинтересовался грузчик.

– По имени окликнула. «Света» сказала!

– А меня поутру сволочью приветствовала.

Неожиданно девочка соскользнула с раскладушки и подошла к продавщице, уткнувшись головкой женщине в колени.

– Мама! – проговорила она чистеньким, как звук камертона, голоском, отчего Светка сначала выпучила в потолок глаза, а затем запустила по напудренному лицу слезы умиления. – Мама!

– Ты слышал, Петров? – глотала слезы Светка. – Она меня мамкой признала! Ишь ты, мамкой!

Продавщица склонилась над девочкой и зашептала ей в ушко, прикрытое нежным локоном:

– Я тебе сейчас колбаски пожарю и молочка согрею! Золотце мое!

– Ты давай не увлекайся! – приревновал Митя. – Дочка-то моя!

Он зря это сказал. Продавщица переменилась в лице и зашипела змеей, что малышка не очень на него смахивает, а к тому же вызывает большой интерес – каким органом он заделал Жанну.

– Тряпочкой своей? – уточнила Светка. – Ты смотри, я тебя насквозь вижу, рожу твою педофильскую!

– Какую рожу? – не понял грузчик.

– Я знаю, для чего такие скоты девочек себе заводят неразумных!

Продавщица сально оскалилась.

– Да ты что! – Лицо Мити налилось кровью. – Ты на что намекаешь, сука вислогрудая! Да я тебе сейчас харю квасить буду!

На сей раз Светка не испугалась. Она по-прежнему чувствовала уткнувшуюся в колени детскую мордочку, а потому в ней проснулся инстинкт самосохранения, и она выставила вперед руку с длинными обломанными ногтями.

– Я тебе твой глаз сальный враз выковыряю! А ну прочь!.. – и махнула рукой, так что Петров еле успел отшатнуться.

– Ах ты, сука! – заорал он и огляделся вокруг в по-исках какого-нибудь тяжелого орудия.

В эту секунду девочка оторвалась от Светкиных коленей и сделала несколько шажочков в сторону озверелого Мити.

– Папа, – сказала она и уткнулась теперь в колени грузчика.

Петрова словно парализовало. Так он стоял минуты три, а потом шепотом сказал Светке:

– Видишь, лярва, а ты говоришь – не моя дочка!

Продавщица глубоко вздохнула, опустила воинственную руку и покачала головой.

– Наша девочка.

– Согласен, – ответил Митя.