Алессандро Д'Авения - Белая как молоко, красная как кровь

«Макдоналдс» после уроков — самое печальное место в галактике. Здесь только запах Мака и горемыки из соседней школы. Но тому, кому на всё наплевать, и это сойдёт. Я никогда не говорил Нику о Беатриче. Беатриче всегда оставалась моим секретом. Одним из Карибских островов, окружённых прозрачнейшим морем, где я уединялся.

С Ником мы говорили о девушках, обсуждая их внешность — грудь, бедра и всё такое — и не интересуясь больше ничем. Беатриче — совсем другое дело, красива очень, но она не из тех, кого мы обсуждаем, когда они проходят мимо. Нет, Беатриче неприкосновенна, даже словесно. Но и сейчас я молчу о Беатриче и держу весь гнев и всю боль в себе. Ник подходит со скучающим видом и садится.

— Что случилось?

— Слушай, хватит изображать дураков. Пираты не ссорятся, как девчонки…

Ник и не ожидал другого. Улыбается, и, похоже, глаза у него добреют. Он хлопает меня по плечу.

— Да уж мы с тобой точно два козла…

— Это ты о себе.

Мы смеёмся. Пока выцеживаем два огромных стакана колы и Ник несколько раз рыгает, разговариваем. Продолжаем разговор точно с того места, на чём он прервался. Как умеют делать только настоящие друзья.

— Надо бы попеть, поиграть на гитаре, давно уже не отрывались.

— Ну да, и кроме того, нужно подготовиться к следующей игре.

— А с кем играем?

— Да с этими сонями из первого «А».

— С «Людьми Икс»?

— Ну да.

— Не игра, а прогулка…

— Ник…

Он смотрит на меня.

— Ты боишься смерти?

— Блин, о какой смерти ты говоришь, когда перед тобой кола в «Макдоналдсе»? Ты совсем сдурел, Лео! Точно говорю, дело в твоих волосах, надо бы постричь их, а то кислород к мозгам не пропускают…

Я хохочу, но на самом-то деле внутри у меня кусок льда.

— Что я тебе говорил тысячу раз?

Подражаю его назидательной интонации:

— Перестань думать о белом!

— Ладно, пошли клеить девчонок в центре…

— Нет, мне нужно домой… заниматься…

Ник смеётся.

Притворяюсь, будто тоже смеюсь.

— До завтра.

— До завтра. Мы сотрём их в порошок.

Нелегко быть слабыми.

Я узнал от Сильвии, что Беатриче в больнице. Только Сильвия имеет право сообщать мне некоторые вещи. Беатриче нужна кровь. Для переливания крови той же группы, что у неё. Нужно победить белую кровь, тогда можно надеяться, что восстановится чистая, новая, красная. Победа над белой кровью может спасти Беатриче. Я не знаю, какая у неё группа крови, зато знаю, что у меня этой красной крови столько, что я отдал бы ей всю, лишь бы её кровь вновь сделалась красной.

Лечу на своём «полтиннике», никому ничего не сказав. Всё стало белым: улица, небо, лица людей, здание больницы. Вхожу и погружаюсь в запах дезинфекции, который напоминает кабинет зубного врача. Ищу её палату. Не спрашиваю, где она, потому что в сердце у меня компас, который точно указывает на собственный север — Беатриче. И действительно, отыскиваю с третьей попытки. Вхожу и останавливаюсь: она спит. Как спящая красавица. Рядом с ней сидит женщина с огненно-рыжими волосами, наверное мать. У неё тоже глаза прикрыты. Не решаюсь подойти ближе. Страшно. Даже не представляю, что нужно говорить в такой ситуации. Сильвия, наверное, знала бы, что делать, — но не могу же я без конца ей звонить…

Потом вспоминаю о своей мечте, что Беатриче — моя мечта. И тогда иду в приёмный покой и говорю, что пришёл отдать мою красную кровь, чтобы заменить белую кровь Беатриче. Дежурная медсестра растерянно смотрит на меня:

— Послушай, нам здесь некогда…

Я сердито смотрю на неё:

— Мне тоже.

Она понимает, что не шучу.

— Сколько тебе лет? — спрашивает она с недовольством.

Тоже с недовольством отвечаю:

— Шестнадцать.

Она говорит, что для несовершеннолетних в таком случае требуется разрешение родителей. Вот это новости! Человек готов отдать свою кровь больному и ещё должен спрашивать для этого разрешение. Хочет сотворить мечту или спасти её — и должен спрашивать разрешение. Что за грёбаный мир! Тебе советуют мечтать, а едва начал, запрещают: завидуют. А потом ещё говорят, будто нужно спросить разрешения помечтать, а не спрашивать могут только совершеннолетние. Я вернулся домой. Мне казалось, я плаваю в каком-то белом море, где нет никаких берегов и никакой пристани. Я ничего не смог сделать. Не поговорил с Беатриче, не подарил ей мою кровь. Звоню Сильвии, иначе плохо кончится.

— Как дела? — спрашиваю.

— Ничего, а у тебя?

— Плохо, мне не позволили дать кровь для Беатриче!