Дмитрий Быков - Прощай, кукушка

— Мне по пфыпфы, — пожал плечами джанти, что означало «пожалуйста».

Пингвингстон нагнулся было за предметом — дети равнодушно посторонились, — но в последний момент отдернул руку. Предмет, за который умерло много народу, обладает темной аурой даже после того, как погиб его последний защитник.

— Ладно, — сказал Пингвингстон. — Я не быть хотеть, не нуждаться. Играть, не бояться. Я иметь много такой предмет.

Инспектор нашел учителя на огородах и понял, что он все знает. Да и не дурак же он был, в конце концов. Разговаривать при подопечных обоим не хотелось, но учитель оттягивал беседу — вероятно, трусил. Начались ненужные отсрочки, оттяжки, демонстрация теплиц, «а вот у нас цитсы», хотя цитсы испокон веков росли тут сами, без всякого ухода. Колонисты смотрели виновато, словно тоже догадывались. Прошли непременный маршрут: медпункт, школу, рекреацию, солнечные часы на центральной площади, гигантские, с орнаментами, — учитель суетился и повторял все, что инспектор выслушивал ежегодно: успехи в социализации, рост числа добровольцев, подготовка к выпуску, который на этот раз будет отмечен фейерверком… Инспектор кивал, кисло улыбался и под конец разозлился: какого черта! Для чего ставить друг друга в заведомо неловкую ситуацию! Прислали бы другого — он бы крикнул просто: разойдись, и через два дня памяти не было бы ни о какой колонии. Он устал ходить по жаре и чувствовать себя виноватым, начал многозначительно кашлять и наконец предложил пройти в учительскую.

— Но мы же еще не видели танцы, — заюлил учитель, — мы хотели вам показать танцы…

— У меня времени мало, — сказал инспектор.

— А, ну да, — пробормотал учитель, сразу сдувшись. — Да, пойдемте, конечно.

В канцелярии работал кондиционер и стоял кулер. Инспектор выпил залпом два стакана ледяной воды, надеясь смыть с языка вкус мерзкого столовского компота, и решительно сказал:

— Ну, в общем, как вы понимаете, лавочка закрывается.

— То есть как, — без особого удивления сказал учитель, пытаясь имитировать шок.

— Да вот так. Дольше этот бардак терпеть нельзя, позавчера похитили еще троих, и все, между прочим, новобранцы.

— Хорошо хоть не в праздник, — помолчав, сказал учитель.

Ночь на послезавтра была особая, праздничная, — середина весны, Бааста, воскрешение верховного божества. Праздник был древний, полузабытый, отмечавшийся только для туристов, — в колонии его не праздновали, но помнили.

— Двое суток вам на ликвидацию, послезавтра в это время придет бронемашина, и поедете. Сколько у вас педсостава?

— Все те же, — сказал учитель. — Пятеро плюс врач.

— Вот и готовьтесь.

— А они? — спросил учитель.

— Эти-то? Пойдут к своим. Желающие могут перебежать к нам, если будут, конечно. Что-то мне подсказывает — не будет.

Учитель глядел в стол. Инспектор понимал, что он подыскивает аргументы и что аргументов нет, все тысячу раз повторены и никого не убедили. Через три дня тут будет расчистка, останавливать ее бесполезно, и лучше всего было не затевать эту программу с самого начала. Он так и сказал.

— Лучше было вообще сюда не ехать, — сказал учитель.

— Ну опять, — беззлобно ответил инспектор. — Сколько можно.

— Но прав-то я! — крикнул учитель. Инспектор на всякий случай выглянул за дверь, не подслушивают ли. От хитрых скотов, которые тут еще и разбаловались, всего можно было ждать. — Прав-то я! Если вы скатываетесь к варварству, будьте готовы, что вас там встретит варвар. Настоящий, а не такой, как вы. Настоящему вы всегда проиграете. Вы сначала встанете с ним на одну доску, спуститесь к нему в яму, а в этой яме он вас сожрет, потому что это его среда.

— Слушайте, охота вам, — незлобиво протянул инспектор. Он все еще не давал себе воли.

— Но признайте, что я был прав. Только это. Ничего уже не сделаешь, только признайте, и все.

— Ну а в чем правы? В чем вы таком правы-то?

— Что вы кончите, как они. Что у вас нет выхода, кроме как стать ими.

— Да что вы ерунду городите? На всякого варвара есть пушка.

— У варвара тоже пушка.

— Разумеется. Надавали всякие на свою голову, вроде вас. Но он потому и варвар, что не умеет ее чинить и никогда не сможет изобрести другую. Так что как раз до ямы лучше ему не доводить.

— Но это их земля, — сказал учитель и поднял глаза. — Их земля. Надо уж тогда честно называть себя конкистадорами и мерить другой меркой. Без всяких этих претензий на цивилизацию.