Фланнери О'Коннор - Царство небесное силою берется

— Я же сказал,— произнес он сердито,— я туда не пойду, пока не рассветет. Поехали.

— Ты пойдешь туда прямо сейчас, — сказал Микс. — Я с тобой возиться не намерен. И там, куда я еду, тебе делать нечего.

— Я здесь не выйду, — сказал мальчик.

Микс перегнулся через соседнее сиденье и открыл дверцу.

— Пока, сынок, — сказал он. — Если очень уж проголодаешься до следующей недели — позвони мне по тому номеру, который у тебя на карточке, и мы что-нибудь придумаем.

Мальчик, побелев как полотно, яростно сверкнул на него глазами и выскочил из машины. Он прошел по короткой бетонной дорожке к крыльцу и резко сел, сразу растворившись в темноте. Микс захлопнул дверцу машины. Несколько секунд он сидел и смотрел на едва заметный силуэт мальчика на крыльце. Потом откинулся на сиденье и тронулся. Ничего путного из него не выйдет, сказал он себе.

Таруотер сидел на краешке крыльца и мрачно глядел на исчезающий в темноте автомобиль. На небо он не смотрел, но звезды чувствовал, и они были ему неприятны. Они были как дырки у него в черепе, сквозь которые какой-то далекий немигающий свет наблюдал за ним. Ему казалось, что он остался один на один с огромным молчаливым глазом. Ему страшно хотелось немедленно сообщить учителю, что он здесь, рассказать ему о том, что он сделал и почему, и чтобы учитель это оценил. Но в то же время где-то глубоко в нем шевелилось недоверие к этому человеку. Он снова попытался представить себе лицо учителя, но в памяти всплывало только лицо семилетнего мальчика, которого когда-то похитил дед. И он, набычившись, смотрел на это лицо, собираясь с духом перед неизбежной встречей.

Потом он встал и увидел массивный медный молоток на двери. Он дотронулся до молотка, но металлический холод обжег его, и он отдернул руку. Он быстро оглянулся через плечо. Дома на другой стороне улицы сливались в одну темную зубчатую стену. Тишину, казалось, можно было потрогать рукой, она затаилась и ждала. Терпеливо выжидала подходящего момента, когда сможет раскрыться и потребовать, чтобы ей дали имя. Он опять повернулся к холодному молотку, схватил его и разбил тишину вдребезги, как если бы она была ему — личный враг. В голове тут же не осталось ничего, кроме грохота дверного молотка. Все остальное исчезло — остался только грохот.

Он стучал все громче и громче, одновременно долбя по двери свободной рукой, пока ему не показалось, что он стронул дом с места. Пустая улица эхом отзывалась на его удары. Он остановился, чтобы перевести дыхание, а потом начал снова, бешено пиная дверь тупым носком тяжелого ботинка. И все без толку. Наконец он остановился, и неумолимая тишина, безразличная к его ярости, снова окутала его. Его охватил какой-то непонятный страх. Тело казалось пустым и невесомым, словно его, как пророка Аввакума, подняли за волосы на голове его, пронесли сквозь ночь и опустили в том месте, где должен был он осуществить дело свое. Вдруг ему показалось, что все это — ловушка, и подстроил ее старик. Он развернулся вполкорпуса, чтобы убежать.

В это самое мгновение в стеклянных панелях по обе стороны от двери вспыхнул свет. Послышался щелчок, и ручка повернулась. Руки Таруотера машинально дернулись вверх, как будто он целился из невидимого ружья, и, увидев его, открывший дверь дядя отпрыгнул назад.

Образ семилетнего мальчика навсегда вылетел у Таруотера из головы. Дядино лицо было до того знакомым, как будто мальчик всю свою жизнь только его и видел, каждый божий день. Он постарался взять себя в руки, а потом выкрикнул в голос:

— Дед умер, и я сжег его, как сжег бы его ты сам.

Учитель стоял не шевелясь, как будто думал, что перед ним галлюцинация и, если смотреть на нее достаточно долго, то она исчезнет. Он проснулся оттого, что дом дрожал, и, полусонный, побежал к двери. Лицо у него было как у лунатика, который только что проснулся и видит, как превращается в реальность его ночной кошмар. Через мгновение он пробормотал:

— Подожди здесь, ничего не слышно, — повернулся и быстро ушел куда-то в дом. Он был босиком и в пижаме. Вернулся он почти сразу, на ходу что-то заталкивая себе в ухо. Еще он успел нацепить свои очки в черной оправе, а за пояс пижамных штанов сунул какую-то металлическую коробочку. От коробочки к затычке в ухе шел провод. На секунду мальчику показалось, что у учителя голова работает от электричества. Дядя схватил Таруотера за руку и затащил в комнату, освещенную люстрой в форме фонаря. Мальчик оказался под прицелом двух маленьких, похожих на буравчики глаз, мерцающих из глубины двух одинаковых стеклянных пещер. Он отшатнулся. Ему показалось, что в душу к нему уже успели залезть.