Фланнери О'Коннор - Мудрая кровь

— Нет.

— Из Мэлси?

— Нет.

— Мы там дрова пилили, — сказал Енох. — Больно уж лицо у тебя знакомое.

Они шли молча, пока не добрались до главной улицы. Она была почти пуста.

— Прощай, — сказал Хейз.

— Мне с тобой по пути, — угрюмо произнес Енох. Слева на фасаде кинотеатра меняли рекламу фильма. — Раз уж мы отделались от этой деревенщины, можем сходить в кино, — пробормотал Енох. Он бежал сбоку, лепеча что-то и всхлипывая. Он пытался придержать Хейза за рукав, чтобы тот не бежал, но Хейз стряхнул его руку. — Это папаша заставил меня приехать… — Его голос сорвался. Хейз увидел, что Енох плачет: мокрое от слез лицо сморщилось и покраснело. — Мне всего восемнадцать, — всхлипывал Енох, — и он заставил меня сюда приехать, а я никого здесь не знаю, никто не хочет разговаривать. Они тут неприветливые. Он удрал куда-то с бабой, а мне велел приехать сюда, но она долго не задержится, ему придется вышибить из нее дух, чтоб она осталась. Ты — первый знакомый человек за два месяца. Я тебя раньше видел. Я знаю, что раньше тебя видел.

Хейз угрюмо смотрел прямо перед собой, а Енох продолжал жаловаться и всхлипывать. Они миновали церковь, гостиницу, антикварную лавку и свернули на улицу, где стоял дом миссис Уоттс.

— Если тебе нужна баба, — сказал Енох, — не стоит гоняться за девчонками, вроде той, кому ты дал картофелечистку. Говорят, здесь есть одно заведение, можем там развлечься. Я тебе отдам деньги через неделю.

— Послушай, — сказал Хейз. — Я иду, куда мне надо, здесь рядом, через два дома. У меня есть женщина. У меня

есть женщина, ясно? Так вот, я иду к ней — к этой женщине. Мне не нужно никуда с тобой ходить.

— Я отдам тебе деньги через неделю, — сказал Енох. — Я работаю в городском зоопарке. Я охраняю ворота, мне каждую неделю платят.

— Отвяжись от меня, — велел Хейз.

— Люди здесь такие неприветливые. Ты не местный, но тоже не хочешь дружить.

Хейз не ответил. Он шел, втянув голову в плечи, точно замерз.

— Никого ты здесь не знаешь, — сказал Енох. — Нет у тебя никакой женщины и дел никаких нет. Как только я тебя увидел, сразу понял, что у тебя никого нет, кроме Иисуса. Я сразу это понял, как только тебя увидел.

— Мне сюда, — Хейз свернул, не оглядываясь на Еноха. Енох остановился.

— Ладно, — крикнул он, — ладно. — Он вытер рукавом сопли. — Ладно. Иди куда хочешь, но взгляни-ка сперва. — Он шлепнул по карману, догнал Хейза, схватил за рукав и потряс коробкой с картофелечисткой.— Она отдала ее мне. Она отдала ее мне, и ты ничего не сможешь поделать. Она сказала, где они живут, и пригласила в гости. Она сказала, чтобы я и тебя привел, не ты меня, а я тебя, а ведь это ты зa ними гнался. — Его глаза блеснули сквозь слезы, лицо ехидно исказилось. — Ты делаешь вид, будто у тебя кровь мудрее, чем у всех, но тут-то ты ошибаешься. Это у меня мудрая кровь. Не у тебя. Слышишь? У меня.

Хейз ничего не ответил. Он постоял немного на ступеньках, потом размахнулся и швырнул пачку брошюр, которую нес еще держал в руке. Пачка попала Еноху в грудь, и очередное слово застряло у него в горле. Енох замер с открытым ртом, потом повернулся и рванул обратно по улице, а Хейз вошел в дом.

Поскольку прошлую ночь он впервые в жизни провел с женщиной, ему не многое удалось с миссис Уоттс. Под конец он был похож на утопленника, прибитого к берегу. Миссис Уоттс бесстыдно прокомментировала его достоинства, и он весь день перебирал в памяти ее слова. Он долго раздумывал, прежде чем решил к ней вернуться. К тому же не знал, что она скажет, когда увидит его.

Увидев его, она сказала:

— Ха-ха.

Черная шляпа очень прямо сидела на его голове. Он снял ее, только когда задел свисавшую с потолка лампочку. Миссис Уоттс лежала в постели и мазала лицо кремом. Она подперла рукой подбородок и взглянула на Хейза. Он принялся ходить по комнате, разглядывая то одну, то другую вещь. В горле у него пересохло, а сердце скакало, как обезьянка, дергающая прутья клетки. Не выпуская шляпы из руки, он присел на край кровати.

Усмешка миссис Уоттс была острой, как наточенный серп. Было ясно, что ей известно все на свете, и уже незачем больше думать. Одним взглядом она охватывала сразу все, как трясина.

— Ох, эта боженькина шляпа! — Она приподнялась, вытащила из-под себя ночную рубашку и стянула ее. Потом схватила шляпу, надела себе на голову и, уткнув руки в бедра, принялась гримасничать.

Хейз выдавил из себя нечто похожее на смешок, дернул шнур выключателя и в темноте разделся.