Ульрих Бехер - Сердце акулы

— Как-как его зовут? — шепнула Лулубэ.

— Кроманьонец, насколько я расслышал.

— Кроманьонец?

— Что-то в этом роде. Хотя, конечно, его зовут как-то иначе.

— А почему не Кроманьонец? Скажи мне, Херувим!

Ангелус снисходительно усмехнулся:

— Кроманьонец — это название древнего человека. — Выпускник Базельской гуманитарной гимназии, Ангелус охотно дал разъяснение. — Его откопали в одной пещере около французского селения Кро-Маньон. Кроманьонец — это пещерный человек. Его возраст — от двадцати пяти до сорока тысяч лет.

И Турианы принялись смеяться, хихикать и фыркать, как малые дети.

Беспокойные первые ночи на острове.

Траттория «Монте Роза» располагалась на самой окраине Липари, на склоне небольшой горы, которой она и была обязана своим названием, напоминающим о самой высокой вершине Швейцарских Альп. Через перевал, который вел к соседней горе Сан-Анжело, поросшей серо-зелеными кактусами, проходила дорога на пемзовые карьеры Канетто. Пансион был построен в том особом эолийском стиле, который Ангелус сразу определил как «прикладной кубизм». Три дома кубической формы, повернутые так, что между ними образовывался закрытый от моря двор, были выкрашены в разные цвета: кирпичный, лазоревый и белый. Кирпичный считался хозяйским, в лазоревом разместились супруги Туриан, заняв две небольшие комнатушки, напоминавшие из-за отсутствия мебели общественный туалет. С «нормальной» водой на этом острове, считавшемся некогда тюрьмой, было плохо, о чем свидетельствовали специальные приспособления на крышах для того, чтобы дождевая вода по сложной системе желобков и труб, изобретенной, наверное, еще во времена Гомера, стекала в резервуары, устроенные во дворе. Такой же древностью веяло и от местных террас, представлявших собою необычную конструкцию из трех толстых колонн, подпиравших поперечные балки, поверх которых настилалась тростниковая или бамбуковая крыша.

— Вот сюда выставлял Одиссей своих товарищей, — заметил Ангелус, — когда они, набравшись дурных манер у мадам Цирцеи, начинали себя скверно вести.

— Добрых две тысячи лет спустя после господина Кроманьонца здесь побывал господин Одиссей, и тому есть множество доказательств. Покинув Гиссарлык, он прямиком направился сюда.

—Покинув что?

— Гиссарлык. Порт такой в Турции. Там Шлиман раскопал Трою. Спроси своего мистера Кроманьонца, он тебе лучше меня обо всем расскажет.

— Спросим, как появится.

— Ты полагаешь, он еще появится?

— Он ведь сказал «see you later».

— У англичан, дорогая, это ровным счетом ничего не значит.

Двери их комнат выходили на трехколонную террасу, где любили устраивать себе рыбные трапезы местные кошки. Первые ночи были наполнены простейшими звуками, отличными от тех, что раздаются допоздна в итальянских городах вопреки призывам соблюдать тишину в этих «zona di silenzio», как они называются, если верить щитам, установленным при въезде. Потом они уже привыкли к этим звукам, но поначалу было странно вместо тарахтения мопедов и треска телевизоров слышать стрекот цикад, укрывшихся где-то в глубине огромного шатра, купол которого сложился из ветвей багдадских пиний, подпирающих его снизу своими стволами. Невидимый звонкий хор вступал после захода солнца и разливался в темноте бесконечными руладами, постепенно сходя на нет, чтобы потом, задолго до рассвета, уступить место петушиному многоголосью, доносящемуся из окрестных деревень и переходящему под утро в истошный унисон удручающей бодрости. А в перерыве между пением цикад и криком петухов безлунные ночи оглашались собачьим воем или, вернее, жалобным подвыванием — то ли тявканье, то ли скулеж, не поймешь, то далеко, то где-то совсем близко. Дворовые собаки, переругивающиеся по ночам, так не лают. У этих же лай напоминал астматическое покашливание, которое словно передавалось от одного пса к другому. Казалось, будто они натерпелись от людей за день и теперь сбились в стаю, чтобы ночью выплакать свое горе и рассказать спящему острову о том, как с ними тут обращаются.

В минуты короткого затишья из недр темноты до слуха приезжей пары доносились совсем другие звуки, напоминавшие гудение глиняного рожка. Может быть, это море?

— Вероятно, это пифагорова музыка сфер, — высказал предположение Ангелус, решивший на сей раз проявить свою осведомленность. — Тут поблизости была его школа.

Сицилианский padrone, хозяин траттории, по имени Доменико Априле, на вопрос о загадочной музыке только пожал плечами, сделав вид, что толком не понял, чего от него добиваются постояльцы (хотя они оба совершенно свободно болтали по-итальянски, особенно Лулубэ, много раз ездившая во время учебы на языковые курсы в Тессин).