Олег Кашин - Роисся вперде

Потом пустые пространства закончились, дома стали двухэтажными, потом был какой-то завод, потом — круглое советское здание, очевидно, цирк, а за цирком начинался бульвар. Они ехали по бульвару, и Карпов, жестикулируя, что-то объяснял таксисту. Марине нравилось, как Карпов умеет объяснять, но сейчас ей почему-то не хотелось вслушиваться в то, что он говорит. Марина надеялась, что он знает, что делать, но именно надеялась — до сих пор единственным его аргументом в пользу того, что из Москвы нужно езжать жить сюда, было то, что через полгода Карпов станет знаменитым и богатым человеком, а если не станет, то Марина имеет полное право бросить его, развестись и забыть о его существовании; но даже если такой вариант ее устраивает, то пусть она не надеется, потому что шанс на богатство и славу у Карпова — стопроцентный, и через полгода она в этом убедится.

Рассказывал он ей об этом зимой, месяца три назад, когда, встретив ее с работы, он предложил пройтись пешком, а потом они отогревались в кофейне на Покровском бульваре, и, выслушав ее, может быть, слишком подробный рассказ обо всем, что случилось с ней задень (она сама понимала, что слишком любит поговорить; смеялась - тебе, мол, никогда не удастся вставить в мои монологи хотя бы одно слово, — и он тоже смеялся, потому что всегда был уверен, что его слово значит для нее ровно столько, сколько ему нужно, чтобы быть счастливым), он вдруг, безо всяких предисловий и, — любимая присказка, — «безо всяких архитектурных излишеств», — сказал ей, что надо переезжать. Сейчас она почему- то подумала, что на этом бульваре тоже, наверное, есть какие-то кофейни, и Москва показалась ей вдруг каким-то несуществующим городом — пожалуй, даже то, что в Москве остались родители, не могло сейчас убедить ее в том, что еще сегодня днем она ехала с Таганки на Павелецкую, где у кассы домодедовских электричек ее ждал Карпов с ее дорожной сумкой.

Теперь эту сумку вытаскивает из багажника и отдает Карпову местный таксист, про которого она уже поняла, что он казак, но на героев «Тихого Дона» или вообще на сколько-нибудь экзотическое существо этот дядька совсем не похож — просто таксист и все. Карпов почему-то захотел выйти здесь, за квартал до гостиницы. Он хочет показать Марине свой любимый памятник — Марина сейчас легко обошлась бы и без экскурсий по местным достопримечательностям, но возражать сил не было. Памятник так памятник. Шли по большому мощеному бетонными плитами пустырю к какому- то обрыву, с которого открывался вид на те же холмы с каменными избушками. На краю обрыва стоял циклопических размеров красноармеец в буденовке и шинели — Марина решила, что бронзовый, потом поняла, что, скорее, жестяной и вообще какой-то несуразный — огромная (наверное, чтоб не опрокинулся) торчащая из-под шинели ступня, похожий на гигантскую антенну штык за спиной, уродливое и не очень четко вылепленное лицо, смешно занесенная за спину рука — Марина могла перечислить еще десяток нелепостей в облике памятника, но все вместе они почему-то производили какое-то очень хорошее и сильное впечатление, и, еще раз взглянув на памятник, Марина сказала Карпову (а Карпов теперь не только нервничал, но еще и был заметно смущен, как будто ждал, что она ему сейчас скажет, что не понимает, чем ему так понравилась эта большая жестянка), что согласна — это очень, очень красивый памятник.

К гостинице шли пешком. Карпов рассказывал, что гостиницу строили почему- то сирийские строители, и однажды летом, в очередной его приезд к бабушке и дедушке, в крае случилась вспышка холеры, и родители, путешествовавшие тем летом, кажется, по Прибалтике, велели деду срочно покупать билет и везти маленького Карпова к ним, — так вот, пока дед стоял в очередях за билетом, санитарные службы выяснили, что источником заразы оказались как раз сирийцы, которых вначале заперли в каком-то санатории, а потом вообще отправили навсегда на родину, и стройка на этом закончилась, а недостроенная гостиница лет пятнадцать простояла пустая, пока ее не купил какой-то чеченец. Карпов рассказывал про чеченца, про стадион «Динамо», на воротах которого висит мемориальная доска в память о том, как в сорок девятом году местная команда выиграла чемпионат РСФСР по футболу, — он говорил и говорил, демонстрируя фантастический объем бесполезных глупостей, которыми была полна его голова. Марина слушала и вдруг очень отчетливо поняла, что ничем хорошим это путешествие, конечно же, не закончится, у Карпова ничего не получится, и в Москву она вернется одна — вероятно, гораздо раньше, чем через полгода.

Читать дальше