Дмитрий Быков - Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ»

— Я схожу, разведаю? — вызвался Сыромятников.

— Что вам неясно? — барственно спросил Коктельо. — Это наш друг, представитель партии «Слипшиеся», хозяин «Трах-бах-банка», или я не предупреждал вас?

— Вы и будущее угадываете? — кисло спросил Сыромятников. Самодовольство этого любимца Рабиндраната Тагора начало утомлять его.

— А как же. Я еще пять лет назад говорил Полу: Пол, ты бросишь Хизер, эта девочка не для тебя. Сначала он смеялся, потом обозлился. А месяц назад прислал мне торт. Если бы он знал меня в восьмидесятом, может, я предупредил бы и Джона…

— Что ж вы этого не спасли?

— Да ведь он знал, — сказал Коктельо. — Он только не знал, когда.

Поезд тронулся только около полудня. Коктельо жевал омуля, запивая его «Сибирской порфирой».

— Вот вы детективщик, или по крайней мере так себя позиционируете, — буркнул Сыромятников. — Уверен, однако, что доведись вам раскрывать настоящее убийство — вы немедленно спасовали бы.

— Вообще-то, юноша, — назидательно ответил Коктельо, не отводя глаз от тайги за окнами, — повара не охотятся за дичью, а металлурги не ищут руду. Я обрабатываю жизнь, а не переделываю ее.

Эта восточная высокопарность была в нем особенно противна — Сыромятников никогда не понимал, как могут люди со средним образованием покупаться на такую дешевую бутафорию.

— Но поскольку я потерся среди людей и много всего повидал в бурной юности, — продолжал Перверте, закуривая толстый «Упман», — я легко расколол бы дело средней сложности, если бы мне не мешали. Сейчас в седьмом вагоне идет дознание, целая бригада местной полиции запущена в поезд для выяснения обстоятельств, но, уверяю вас, виновного не найдут. Проводник мне поведал, что Хайлову нанесены множественные раны — общим числом семь. Удивительно, откуда проводники всегда все знают. Две раны смертельны — в грудь и в горло. Остальные пришлись на живот, но с его жировой висцеральной прослойкой это — слону дробина. Следовательно? Следовательно, убийца был по крайней мере не один, ибо два удара нанесены профессионалом, а пять — дилетантом. Сошел ли кто-нибудь с поезда между Барановкой, где нас посетил еще живой Хайлов, и Краснокаменском, где его нашли мертвым? За этим никто не проследил, дело было ночью, проводники ленивы. Ищи-свищи теперь этих людей, как и орудие убийства. А между прочим, у нас в руках ключ, и если бы вы внимательно читали мой «Шифр Афродиты»…

— Я его переводил! — взорвался Сыромятников.

— Переводить — не значит читать. Ваше сердце закрыто, вы не прочистили свои чакры моей книгой. А она стоит того! Вы обратили бы внимание на великую роль чисел в нашей жизни. И запомнили бы, что с начала трудовой деятельности Хайлов сменил ровно семь должностей, на каждой из которых — я специально заметил это! — без устали подавлял и угнетал все живое. Да и должности были соответствующие — на другие его не поставили бы. Он начинал в качестве офицера и дослужился до майора, но потом его выгнали из войск — еще в советское время — за особую жестокость! Это написано даже в его досье, которое есть в Интернете. Он многократно опровергал эту информацию, приводил свидетелей, целовался с бывшими солдатами, которые якобы служили под его началом, — но в глазах солдат плескался ужас, хотя служба давно была позади. О, я подробно просмотрел его досье, меня в самом деле заинтересовал этот парень, ад ему пухом… После армии он сделался военкомом и регулярно выполнял план по аресту уклонявшихся призывников — у вас это практикуется, я знаю. Думаю, на этой должности он нажил страшное количество врагов! За отличные успехи его переводят в партийные начальники — и уж тут он развернулся, без устали искореняя крамолу! В девяностые у вас не принято было этим гордиться, но в прошлом году он поведал журналистам, что лично довел до суда пятерых подчиненных — это было при вашем гэбэшном генсеке, который… ну этот, в очках…

— Андропов, — кисло сказал Сыромятников.

— О да, antropos… При нем сажали очень много, но почему-то это запомнилось как первое веяние свободы. Немудрено, что с началом свободы наш покойный друг — это был четвертый этап его карьеры — создал кооператив и прославился расправами с конкурентами. Один его компаньон был найден с раскроенным черепом, а у него ведь было трое детей, все мальчики… вы следите за моей мыслью?

— Слежу, — кивнул Сыромятников. — Остались три должности.

— А дальше все просто, — развел руками Коктельо. — В качестве депутата он отказал в помощи десятку больных детей, у каждого из которых был отец. В качестве заместителя главы городской администрации закрыл газету, критиковавшую его, а журналиста, который в этом особенно усердствовал, нашли с пробитой головой — видимо, это его фирменный стиль. Наконец, в прошлом году он добился ареста своего заместителя, который кое-что про него знал, — а у этого заместителя тоже наверняка есть родственники… Во всех этих делах он вел себя с бешеным бычьим напором, у нас таких людей так и называют — рогачами. Его боялись все, но в какой-то момент страх переходит в гнев — такова народная психология. И если у следователя есть на плечах кой-какая головенка, он легко вычислит пересечения нужных множеств. Достаточно узнать по компьютеру, ехал ли в нашем поезде кто-нибудь из призванных им юношей, у которых дома остались больные беспомощные родители. Был ли в вагоне кто-нибудь из посаженных им пятерых чиновников. Выезжали ли из Читы родственники убитого заместителя. И так далее — все это, как вы понимаете, дело одной недели при наличии расторопных курьеров и регулярного доступа к Интернету. Хочу заметить, что коллективное убийство из социальной мести — весьма соблазнительный мотив, и не исключено, что книгу на этот сюжет я обдумаю уже в нашей поездке. Ее написание не займет много времени. Согласитесь, что схема традиционного детектива здесь существенно ломается — обычно мы выбираем одного из многих, но тут нам предлагается вариант, при котором убили все!