Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ

— Правительство должно что-то сделать. Сейчас они все заседают там, в Каире, изучают обстановку. Конечно, так этого дела не оставят. А те, кто погиб сегодня утром, попадут в рай. Их есть кому похоронить и оплакать.

— Ох и дела! Что-то с нами будет!

Утром следующего дня начинается праздник. Вахдан пойдет на кладбище, зажжет свечи на могиле, прочитает Фатиху. Он не купит ни жене, ни детям обнов. Сядет в комнате для гостей, окруженный домочадцами, и будет принимать соболезнования. Это первый праздник после смерти Фуада.

«Как выяснилось, один из израильских самолетов по ошибке сбросил бомбы мимо цели».

Всякий раз, когда усталый день начинает медленно клониться к вечеру, краски природы тускнеют и блекнут, а очертания предметов становятся расплывчатыми, Умм Ламлум отвязывает буйволицу, ведет к водопою и дает ей вволю напиться холодной зимней воды. Сама она тем временем укладывает в маленькую корзинку свои вещи: остатки еды и сверточек важных для нее бумаг. Укрепляет на спине буйволицы вязанку клевера, кидает последний взгляд на маленькое поле и пускается в путь по черной, плотно утоптанной дороге, ведущей в ад-Дахрийю. По пути она перебирает в уме предстоящие ей домашние дела, а войдя в деревню и завидев мечеть святого Ахмеда ан-Нишаби, непременно читает ему про себя Фатиху. Потом сворачивает в улочку, где стоит ее пустая, сирая лачуга, в которой долгими зимними ночами не слышно даже людского дыхания.

Посчитав мысленно дни и ночи, Умм Ламлум сообразила, что нынче шестой день лунного месяца и, значит, скоро наступит тот самый день, когда сын ее признался ей, что любит. Первый и последний день любви ее сына.

— В твоей комнатке все как и было, Ламлум.

Он приезжает в ад-Дахрийю на несколько дней, пролетающих, как один. Пока он здесь, она занята только тем, чтобы получше его накормить, постирать и погладить его военную форму. А в день отъезда мать еле сдерживает слезы, а Ламлум смотрит на нее со спокойной улыбкой, словно говоря: не надо плакать, пусть в глубине сердца сохранится несколько капель горячих слез — кто знает, что принесет нам завтрашний день.

Четверг. Ночь на пятницу. Умм Ламлум твердо знает — это внушено ей отцами и дедами с незапамятных времен, — что пятница — святой день, в ночь на пятницу на могилах зажигают свечки, устраивают зикр и читают Коран. Во тьме ночи от могил исходит серебряное сияние, ибо на них слетают ангелы всевышнего Аллаха.

В ночь на пятницу Умм Ламлум всегда вспоминает сына, разговаривает с ним, просит приехать, положить конец людским толкам. Что бы люди ни болтали, она верит, что Ламлум жив, что он где-то здесь, на египетской земле, дышит одним с нею воздухом, пьет нильскую воду, хранит свою мечту о милой невесте, о земле. В этой вере ее поддерживало то, что Ламлум уже один раз пропадал целые полгода. Она тогда чуть было ума не лишилась от горя. Но какой-то внутренний голос шептал ей, что сын не умер, что он вернется. И он действительно вернулся. Это было после большой войны. Рука его была привязана белым бинтом к шее и разговаривал он медленно, с трудом. Но все же он вернулся.

— Главное, что жив. И славу богу.

Так говорила Умм Ламлум. И так считали все в ад-Дахрийе.

Ламлум пробыл дома месяц. Он не раз пересказывал матери, родным и всем, кто приходил его проведать, историю своего возвращения с Синая. От его рассказов у слушателей замирало сердце и пересыхало во рту.

Спустя месяц он уехал, сказав матери, что его должны перевести в другую часть, куда, он еще не знает, но что он непременно пришлет ей письмо в голубом конверте, а возможно, через месяц приедет навестить.

Сейчас Умм Ламлум стоит с ним рядом у остановки машин на берегу канала. Тени деревьев колеблются на ровной поверхности воды. Маленькая лодка перевозит на другой берег нескольких человек. Умм Ламлум беседует с сыном, дает ему обычные материнские наставления:

— Береги себя, Ламлум.

Но он не вернулся.

Он так и не вернулся.

Он не прислал письма в голубом конверте. Никакого известия. Тяжело, медленно тянулись дни ожидания. Умм Ламлум ждала все время, днем и ночью. Она садилась в комнате прямо рядом с дверью, прикладывала ухо к дереву и вслушивалась в проходящие шаги, надеясь уловить среди них тяжелый, размеренный шаг сына. Иногда ей казалось, что она слышит его поступь, и она замирала в ожидании. Но шаги проходили мимо, а Ламлум все не шел.