Марк Ламброн - Странники в ночи

Мы спустились еще ниже по тропинке. Несколько южновьетнамских солдат жарили на углях черную свинью. Когда мы подошли, они повернули головы, потом продолжили свой разговор. Один был в шляпе с приподнятыми полями, какие носят в джунглях, а на шее у него висело причудливое ожерелье из сушеных фиг. Фрукты, нанизанные на кожаный шнурок, были странной формы, удлиненные, со впадинками и загнутыми краями. Мне вдруг показалось, что это вообще не фиги, а что-то другое. Мне стало не по себе. Чтобы прояснить это дело, я вытащил из кармана пачку вьетнамских сигарет «Динкидао», подошел к солдатам и предложил им закурить. Все с готовностью согласились, включая парня с ожерельем. Я щелкнул зажигалкой у его лица — он улыбнулся, сверкнув металлическими коронками, и я увидел то, что хотел разглядеть.

Нет, мне не показалось. Это были не сушеные фиги. Парень носил ожерелье из отрезанных ушей.

Патруль вышел из деревни. Лейтенант, который откликался на имя Том Фернандес, предлагал нам остаться под защитой южновьетнамских военных. Если вы пойдете дальше, говорил он, то исключительно на свой страх и риск. Он обращался главным образом к Кейт: судьба фотографа-хиппи из «Ассошиэйтед Пресс» и французишки, всюду сующего свой нос, мало его волновала, но впутывать в скверную историю корреспондентку «Нью-Йорк таймc», да еще такую эффектную, — это совсем другое дело. Кейт выразила желание идти дальше.

Не исключено, что эти патрульные морпехи смотрели на нас как на сумасшедших. Их-то самих заставляли барахтаться в этой кровавой грязи, а психи-журналисты окунались в нее добровольно. И ради чего? Ради нескольких фотографий, ради заметки в несколько строк. Три года спустя они, должно быть, теми же глазами смотрели на Глорию Эмерсон, тоже приехавшую сюда спецкором «Нью-Йорк таймc». Какие любовные горести и комплексы вины, какие мечты о справедливости растревожили этих женщин до того, что они решились приехать сюда?

Все эти мысли можно было прочесть во взгляде чернокожего морпеха. Он нес один из двух гранатометов, которыми был вооружен патруль, — М-79 с резным прикладом. На каске у него красовалась надпись: «Жареный цыпленок из Кентукки», но было неясно, кто подразумевался под цыпленком — сам владелец каски или Чарли Конг. Он смотрел на Кейт. Что этой цыпочке здесь надо? Если бы в луисвилльском гетто он столкнулся с миссис Глорией Вандербилт, он был бы удивлен не меньше. В какой-то момент он улыбнулся Кейт почти робкой улыбкой. Этой девчонке смелости было не занимать. При виде того, как морпехи застегивают на себе бронежилеты, кладут в нагрудные карманы запас патронов и затягивают ремни касок, вспоминался (это мне сказал Гринуэй) проповедник из «Моби Дика», который взбирается на кафедру по лестнице, потом отшвыривает ее прочь. Во Вьетнаме лестница всегда лежала внизу, у подножия кафедры.

Тропа нырнула в джунгли, под свод ветвей гибискуса и хлебного дерева. Снова мы очутились в зеленоватом сумраке, где медленно падающие капли воды напоминали о сыром, замшелом подземелье. Патруль шел колонной, соблюдая дистанцию. Во время остановки в деревне наш хок бао нацепил себе на каску мелкие веточки, отчего стал похожим на лесного духа. Опять у меня перед глазами та же картина: люди с оружием, их спины — вещмешки, ремни, походные аптечки, саперные лопатки, патронные ленты. Где-то недалеко от тропы угадывался тревожный шорох ветвей на опушке. А там, впереди, в безбрежном океане лиан и листвы, кипела таинственная жизнь. Птичьи гнезда, термитники, змеиные норы? В этом волшебном лесу было что-то обманчивое. Он напоминал старинную расписную ширму, на которой аннамитский принц поражает золотой стрелой летящего лирохвоста. Но здесь охотился не принц. Здесь крадучись пробирались парни из морской пехоты, стиснув в руках автомат, замирая, если у кого-то под ногой хрустнула сухая травинка. Иногда приходилось перешагивать через громадный корень, вылезший из земли. На светлом фоне пальмовых листьев темнели заросли кактусов. Словно мы забрались в заброшенное поместье, где шелестят колосья, колышется густая, тепловатая жижа болот, а зеркало стоячей воды тускнеет с приближением грозы.

Мы шли минут десять, как вдруг разведчик предостерегающе поднял руку. Пальцы легли на спусковой крючок, дула развернулись к обочинам тропы. Лейтенант мигом поравнялся с разведчиком. Тот показал ему что-то на земле. Лейтенант обернулся к солдатам и расставил два пальца правой руки в форме буквы «V». Но это означало не Victory, a Vietkong. На тропе виднелись следы сандалий. Следы вели направо, в заросли. Лейтенант снова подал знак, и морские пехотинцы рассыпались по сторонам тропы, ища укрытия. Солдат, охранявший Кейт, толкнул ее за ствол дерева. Я не мешкая присоединился к Кену Трейвису, который спрятался у подножия рожкового дерева. Чернокожий морпех держался возле нас. На левом предплечье у него лежал гранатомет, нацеленный на лес. Я заметил как Кен Трейвис открыл холщовый футляр, где лежала его «лейка».