Я направился к ней. Она встала.
— Это вы мне звонили? — спросил я. — Вы Кейт Маколифф?
— Да.
— А я Жак Каррер, — сказал я и протянул ей руку.
В ее рукопожатии я не почувствовал особого тепла.
Кейт Маколифф снова села на банкетку, а я устроился в кресле напротив. На ней был шелковый кремовый костюм, на шее, поверх двойного ряда жемчужных бус, повязана косынка, в ушах — клипсы. Я бы дал ей года двадцать два. Типично нью-йоркский шик, который несколько портило напряженное выражение ее лица. Что-то неприятное было в этой тщательно одетой, холеной американке, так поразительно схожей с надломленной женщиной, которую я любил.
— Я сестра Тины Уайт, — сообщила она без всяких предисловий. — Или той, кто называет себя Тина Уайт. Потому что — не знаю, известно вам это или нет, — ее настоящее имя Кристина Маколифф.
— Я в ее паспорт не заглядывал, — сказал я, тем самым признавшись в своем неведении. — Для меня не имеет значения, как ее зовут.
Я подозвал официанта из бара. Пока он принимал заказ, Кейт Маколифф в ярости смотрела на меня.
— Я говорю с вами об очень серьезных вещах. Год и восемь месяцев назад моя сестра уехала из Нью-Йорка, чтобы немного пожить в Европе. На нее тяжело подействовала смерть отца. Сначала она писала нам письма, потом перестала. Мы получали о ней сведения только из газет…
Кейт Маколифф положила ногу на ногу. Она была в чулках телесного цвета.
— Но в газетах такие чудесные фотографии Тины, верно? — насмешливо спросил я.
Ее лицо стало жестким.
— Вы часто видитесь с моей сестрой, — продолжала она. — Вы с ней познакомились в апреле этого года, и вы…
— Откуда вам это известно? — вспыльчиво перебил я.
Она приосанилась. Мне показалось, будто она отвечает урок.
— Наша мать считает, что Тине здесь угрожает опасность, — нервно заговорила она. — Возможно, вам это не понравится, но мама так волновалась, что решила прислать сюда частного детектива. И мы уже получили от него отчет. Кристина ведет здесь весьма беспорядочную жизнь.
Официант принес виски и поставил на маленький столик между нами. Говоря «мы получили от него отчет», Кейт Маколифф указала на конверт, лежавший на банкетке рядом с ее сумочкой.
— Ваша сестра живет так, как считает нужным, — сказал я.
— Очевидно, вы не все знаете, месье Каррер. Кристина — очень ранимое существо. Она ставит под удар себя, а заодно и свою семью.
Я поставил стакан на столик. Виски приятно согревало нутро.
— Что значит «ставит под удар семью»? Разрешите напомнить: она известна здесь под псевдонимом.
Кейт Маколифф оставила эти слова без внимания. С самого начала разговора она присматривалась ко мне с некоторым сомнением, похоже, пытаясь вспомнить, где она могла меня видеть. Чувствовалось, что она взволнована.
— Вы должны понять: семья Маколифф занимает определенное положение на Восточном побережье Соединенных Штатов, — продолжала она. — Мы не можем ронять себя.
Мне стало противно. Семья Маколифф занимает определенное положение… Мы не можем ронять себя… Хотелось дать ей пощечину. Эта заокеанская аристократка держалась точно какой-нибудь чрезвычайный посол. Я в недоумении смотрел на эту темноволосую копию Тины, полную решимости, надежно защищенную своим безупречным шиком, то ли в самом деле непреклонную, то ли силившуюся такой казаться.
— Вы дорожите репутацией семьи, — сказал я, — однако вы наняли частного детектива, чтобы следить за сестрой. Это дурной тон, это даже гадко, но ваша совесть спокойна.
Она побледнела.
— Вы должны понять: наша мама представить не могла, что одна из ее дочерей ведет в Европе такую жизнь. Что нам еще было делать? Повторяю, месье Каррер, на Тину тяжело повлияла смерть отца. Надо возвратить ее на путь истинный.
— Что вы имеете в виду?
— Она должна вернуться в Нью-Йорк.
Краешком глаза Кейт Маколифф наблюдала за мной: так следят за реакцией хищника. Она нашарила в сумке пачку «Мальборо» и вытащила из нее сигарету.
— Тина свободный человек и вправе сама распоряжаться собой, — отчеканил я.
У нее слегка задрожала нижняя губа.
— Да, свободна, но только до известного предела. Такой опытный журналист, как вы, должен хоть немного разбираться в американских законах. Кристине девятнадцать лет. Она несовершеннолетняя, и она не замужем. В глазах американской юстиции это runaway, несовершеннолетняя девушка, которая сбежала из дому. Мы можем добиться ее репатриации.
— То есть вернуть ее силой? Так?
Читать дальше