Деревенщики были традиционны по взглядам, пристрастиям — и по форме. Критический реализм с включением реализма социалистического. Они писали добротную традиционную прозу и исповедовали традиционные добродетели: трудолюбие, порядочность, честность, верность. Терпеть не могли никаких формальных изысков — хотя Виктор Астафьев, скажем, в знаменитой некогда «Царь-рыбе» каждую фразу старается подвывернуть так, чтоб было не вовсе обычно, не стандартно: вода у него летит из-под винта не брызгами, а «комьями» и т. п. Они любили упирать в языке на диалектизмы, архаизмы или вовсе неологизмы сами изобретали — чтоб язык казался понароднее, отличался от обычного литературного, «городского» в сторону самобытности, исконности, так сказать. При всем уважении к этим достойным людям и писателям так и тянет вспомнить незабвенное «Понюхал старик Ромуальдыч свою онучу и ажно заколдобился». «Сермяжная, она же посконная, домотканая и кондовая, — задумчиво сказал Остап. — Короче, из какого класса гимназии вас вытурили за неуспешность, студент?»
(Кстати — вот с юмором и иронией у них было туго. Не имели они такого качества. Были основательны, серьезны, тяжеловесны, позитивны. А юмор — это способность видеть предмет с разных сторон. Они видели предмет только с одной стороны — своей, главной, народной, правильной. И не над чем смеяться, товарищи!..)
И хотя тот же Липатов начинал в том же конце 50-х печататься в той же «Юности» — эти ребята имели к золотым шестидесятым совсем не то отношение, нежели шестидесятники. «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Белова, «Братья и сестры» и «Две зимы и три лета» Абрамова — понимаете, это ведь хорошая литература. Но. Она — это правда о прошлом, тяжелая, горькая правда о прошлом и настоящем, и в то же время — ну, воспевание дурацкое и заслюнявленное слово, но — утверждение лада этой исконной народной жизни, к который не надо мешаться ничему насильственному и постороннему, который надо беречь, жить им, хранить его. Традиционные ценности и образ жизни народа на земле — это стержень русской истории, народа, государства. Хранить и беречь, ценить, осознавать.
То есть. У нас получается. «Горожане» и «деревенщики». Западники и славянофилы. Это что? Это: новаторы и консерваторы. Модернисты и традиционалисты. Это — что? Это — диалектическая пара. Единство и борьба противоположностей. Одно без другого не может быть. Для существования одного необходимо и наличие другого.
Я что хочу сказать. И очень ведь просто, если понять. Для существования общего тела культуры необходимы два начала: как консервативное — так и новаторское. Как хранить старое, проверенное, верно и надежно послужившее — так и искать и творить новое, современное, прогрессивное, чего еще не было. Шестидесятники и деревенщики — были две неразрывные, необходимые, единые стороны общего процесса литературы. Все их споры и раздраи — да: единство и борьба противоположностей, без чего нельзя.
Но! Недаром у шестидесятников с иронией было все в порядке, а деревенщики аж проседали от серьезности. Юмор, как правило — это качество ума более совершенного, мощного, многостороннего, изощренного. Не то чтобы юморист умнее философа, часто клоун — идиот идиотом. Но юмор не как кривлянье, а как парадокс, как выворачивание ситуации наизнанку — безусловный аспект ума, в общем и целом. Знаете, личные беседы Платона и Аристотеля до нас не дошли, но вот юмор первого и великого из философов — Сократа — стал легендарен при его жизни.
А кроме того: создавать новое и еще не бывшее — тут нужно больше ума и энергии, чтоб цепляться за старое, хранить, повторять уже сто раз бывшее. Более талантливый силою вещей оказывается авантюристичным новатором, менее энергичный — осторожным консерватором.
И последнее: на виду — первооткрыватель, а не комендант базы, пилот, а не теоретик аэродинамики, оратор, а не комендантский взвод. И вообще баран смотрит внимательнее на новые ворота.
Так что яркие и талантливые новаторы-шестидесятники были на виду, шли в авангарде, творили новое — а более грузные и менее интересные деревенщики переживали страшно, что сидят сравнительно в их тени. И искали причины в интригах, связях шестидесятников, в том, что они умеют запудрить мозги власти и та их продвигает, и народу мозги запудрить, и он их читает. А вот деревенщики — подлаживаться не умеют. (Особенно Иван Шевцов с «Тлей» и Всеволод Кочетов с «Чего же ты хочешь» переживали, но это уже не деревенщики, а так, стригущий лишай на честном теле свиного бифштекса.) А дело было все в объективных законах социальной психологии и психологии восприятия текстов, в психологии эстетики, если бы можно было так сказать, правильнее, видимо — в психологии восприятия эстетических объектов. Короче — читающей публике они были менее интересны и менее нужны, и хоть ты тресни, насильно мил не будешь. А читающая публика — это прежде всего горожане, люди умственного труда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу