Миша Дефонсека - Выжить с волками

Дом, куда он меня привел, был давно заброшенным. В банде его называли «Домом пауков». Снаружи он выглядел белым, квадратным, с террасой, где можно было греться на солнышке. Внутрь забирались через окно. Дом был совсем пустым. Одеяла разложены на полу в большой комнате на первом этаже, ставни закрыты, повсюду бегали пауки: по окнам, по дверям, по потолку.

Сигюи показал мне то, что они наворовали: бутылки с водой, банка молока и самые разные продукты. Они ставили свечки в пустые камины, чтобы осветить дом. Помыться можно было в озере или у крестьянина по соседству — у него был насос.

— Девочки ходят к этому типу, а ты поступай как знаешь.

В первый день я не встретила Хевочек, и Сигюи представил меня остальным: Канадец, Баран и Горилла. Канадец, самый старший, немного похож на бандита, одет в куртку и делает вид, будто ничего не боится. У Барана лицо грустное, бледное, худое, волосы черные, вьющиеся и очень длинные, ресницы очень густые. А Горилла невысокий, коренастый, ему было, самое меньшее, восемнадцать лет. Взрослые меня впечатлили, но больше всего меня заинтересовал Баран. Особенно когда Канадец сказал:

— Он странный, будь с ним поосторожнее, у него на глазах убили родителей.

Баран не выходил из дома. Канадец, который родился не в Канаде, а в Бельгии, его защищал и опекал. Сигюи явно был самым хитрым и ловким. Светлые глаза, широкая, немного шаловливая улыбка, он продумывал кражи, основываясь на том, что нужно банде. Еще там было две девочки, они пришли попозже. Марго, красивая брюнетка с внушительной грудью и резким голосом, которая, по словам Сигюи, «выкручивалась» сама.

— Вот она моется у крестьянина неподалеку, и у нее есть на то причины!

Ей было семнадцать-восемнадцать лет, и она не любила, когда мальчишки донимали ее и шутили по поводу ее «подушечек». Горилла говорил: «Как бы мне поспать на твоих подушечках?» Другая девушка, Дениз, была брюнеткой с короткими волосами, худая, с маленьким смешным лицом и кроличьими зубами. Она никогда не лезла за словом в карман, поэтому мальчишки к ней не приставали.

Я спрашиваю себя: как я сама выглядела среди этих малолетних преступников, привыкших красть еду с лотков? Я была не похожа на них, но постепенно начала разговаривать. Сначала сказала, что меня зовут Мишке. Они меня ни о чем не спрашивали, я их тоже. Я не знала, откуда они пришли, что случилось с их семьями, знала только про родителей Барана. Мы разговаривали про еду, про одежду, про то, что необходимо для жизни. Так как я была самой маленькой, у меня не было особых обязанностей.

Канадец, Сигюи и Горилла «охотились». Но перед тем как уйти, они обязательно договаривались:

— Я видел куртки и шапки.

— Я видел лавку, где можно достать сыр…

Сначала они крали то, что было легко стащить. Потом сосредотачивались на необходимом. У них была своя техника. Один из них шел и спрашивал что-нибудь у торговца. Пока тот объяснял ему, остальные таскали его товар. В сложных случаях они использовали запасной план (например, если улица слишком широкая, а народу мало, чтобы затеряться в толпе). У каждого была своя роль. Потом они приносили все, что удалось украсть, и делили. Нам нужны были куртки и одеяла. Их трудно было добыть. Мне доставались сыр, яблоки, хлеб, иногда маргарин, жир, который мне очень нравился, и сало. Несколько раз мне приносили куртки, то слишком короткие, то слишком длинные. У меня появилась шаль. С обувью было сложнее. Долгое время я ходила в резиновых калошах, они были почти моего размера и закрывали лодыжку. Наверное, той зимой я впервые надела носки. Я не любила носки, но галоши были недостаточно теплыми, а носки было легко украсть. Их хватало на всех. Часто я спала, пока ребята занимались делом. Я была так счастлива оттого, что больше не надо было никуда бежать и я наконец-то могу поесть вдоволь. Я всегда была голодна, этот голод остался со мной на всю жизнь.

Больше всего я общалась с Бараном. Мы держались за руки. Он редко говорил. А мой язык был слишком беден, я общалась при помощи выражений, характерных для маленьких детей, и мне часто не хватало слов. А значения многих я вообще не знала. Я совсем не изменилась с тех пор, как мне было семь лет. Мне казалось, что я могу разговаривать нормально, но кто-то закрыл на замок все слова в моей голове, и у них не получается выбраться оттуда. Я хотела, я знала, что хочу сказать, но не знала как. Иначе говоря, слова не шли. А молчание Барана очень помогало мне, потому что с ним я могла хотя бы попробовать говорить, и никто надо мной не смеялся.