Миша Дефонсека - Выжить с волками

Я не знала тогда и не знаю сейчас, по какой земле шла. Целыми днями я двигалась вперед, компас был моим единственным ориентиром, я искала запад, но непроходимые преграды мешали мне идти вперед. Я поворачивала на юг, на восток, карабкалась вверх, долгое время не ступала на ровную землю и не видела человеческого жилья. К несчастью, смерть все еще таилась на моем пути, я чуяла ее. Немцы встречались все реже и реже, но были и другие люди, в странной черной форме с крестами. Когда я обнаруживала деревню, то она была либо покинутой, либо разрушенной. Я больше не мерзла, но мне казалось, что я попала в западню среди гор, которые нужно было все время обходить. Я шла босиком по ручьям, чтобы ноги могли отдохнуть, забиралась на огромные скалы, чтобы понять, где нахожусь, спускалась, обескураженная видом гор, основанием погруженных в пустоту. Я голодала сильнее, чем в лесах Германии и на Украине. Я шла через страны, которые назывались Молдавия и Румыния, где, скорее всего, еще царил пронацистский режим Антонеску. Горы Карпаты преграждали мне путь на запад.

Я оказалась запертой в долине реки Сир, а может, и Прут — кто знает?.. Напрасно я поворачивала и шла на восход или закат солнца, я была вынуждена идти на юг.

Это ужасное путешествие казалось мне бесконечным, но в конце концов я очутилась на равнине и смогла идти прямо на запад. Впервые я испугалась того, что совсем потерялась.

И этот страх заставлял меня идти без передышки, я отправлялась в путь на рассвете, валилась с ног ночью. Если мне удавалось добыть еду, я проглатывала ее на ходу. Я хотела уйти оттуда и вернуться домой. Я выросла, пропала та наивность, с которой я начала свое путешествие, — и пришел страх. По ночам меня не покидали кошмары. Во сне я видела только мертвых или падала в головокружительную пустоту. Все, что я помню об этом походе, помимо изнурительного движения вперед — уныние. Физически и морально я чувствовала, что мое мужество закончилось, и не знала, как можно назвать это состояние. «Мы» карабкались, «мы» двигались вперед… этот способ больше не действовал. Я, маленький солдат, плакала, у меня больше не было сил ни оскорблять маминого Бога, ни просить его о помощи.

Я все еще разговаривала с деревьями и птицами, завидовала тому, что там, в небе, они свободны. У них не болели ноги, и я тоже мечтала о крыльях, чтобы эти проклятые ноги отдохнули.

Мне повезло — я наткнулась на человека с тележкой, на которой он вез шкуры животных. Я пропустила его вперед, и мне удалось стащить одну из них. Мои галоши стали совсем жесткими от холодной воды, я сделала стельки, чтобы смягчить удары, а когда стало теплее, шла босиком.

Я встретила вороную лошадь без сбруи, она одиноко паслась. Кто-то, с кем можно поговорить, кому можно сказать, что он милый и хороший. Но я не могла подойти к ней достаточно близко, чтобы погладить. Она пугалась и убегала от меня.

Тогда я села и стала ждать. Это одна из немногих четких картинок, сохранившихся в воспоминаниях об этом периоде. Зеленый луг, вороная лошадь — все просто и красиво. Я протянула ей кусок сухаря, она взяла. Я долго гладила лошадь перед тем, как попробовала сесть на нее верхом. Я упала один раз, потом еще и еще. Она была большой, а я маленькой и слишком усталой, чтобы ухватиться за гриву. В конце концов, мне удалось взобраться на нее, проползти по спине, чтобы усесться поближе к шее, совсем близко к голове.

— Вперед, иди, пожалуйста, вези меня…

Я не знала ни как сидеть на лошади, ни как заставить ее сдвинуться с места. Я обняла ее за шею, ласково разговаривала, и наконец она пошла вперед, медленно, шаг за шагом, с убаюкивающей размеренностью, но когда лошадь решила ускориться, я упала на землю, и мне пришлось снова взбираться на нее. Я думала, что смогу поспать, пока она будет идти вместо меня, но поняла, что нужно сжимать ее бока ногами, чтобы не соскользнуть вниз, и похлопывать ее, чтобы ехать быстрее. Я задремала ненадолго. Лошадь проделала долгий путь и остановилась (чтобы поесть травы), хотя я не просила ее об этом. Настала ночь, животное продолжало стоять, я спала, прижавшись к нему, пока не свалилась в траву. Когда я проснулась, лошади уже не было.

Я продолжила свой путь в одиночестве и в конце концов набрела на железную дорогу. Затем — маленький вокзал. Я нашла укрытие, откуда могла наблюдать за людьми. Как всегда — солдаты, их очень много, а еще путешественники, взрослые и дети. Мое внимание приковано к детям. Они одеты так же плохо, как я, и почти такие же грязные. Они бегут за вагонами, запрыгивают на подножку, протягивают руку пассажирам, удирают под носом у солдат, как неуловимые козлята.