Елена Чижова - Крошки Цахес

Она умерла через десять лет. Ее родительница – смерть дождалась своего часа, чтобы вырвать ее из моих рук. Десять лет болезни вместили множество событий – время, живущее за пределами ее квартирки, шло своим чередом. Мир менялся, иногда в лучшую, чаще в худшую сторону, однако эти изменения шли как бы не на наших глазах. Наш мир, в котором мы с нею жили после ее, она говорила – смерти, был наполнен другими заботами, меньшая часть которых приходилась на естественные тяготы болезни, а большая – на наши с нею разговоры, расцветавшие год от года. Она сделала так, как хотела: создала свой мир, независимый от времени, который мог бы быть совершенным, если бы не ее неизлечимая болезнь. Замкнутый в пространстве ее комнаты, он время от времени размыкался телевизионным экраном. Она наблюдала за внешней жизнью и делилась своими наблюдениями со мной. Эти наблюдения отличались жесткостью и провидческой силой формулировок, в верности которых мне ни разу не пришлось усомниться. Однако чаще мы разговаривали о том, что нам всегда было ближе, и эти англо-русские разговоры частенько уводили нас в выси и дали, из которых мы возвращались с трудом и неохотой. Наши глаза были прикованы друг к другу, мы глядели друг на друга, приноравливаясь к будущей наболевшей пустоте.

То, что я больше не могу отвечать ей по-английски, выяснилось очень скоро. Сначала, занятая делами ее болезни, я не обращала на это внимания, может быть, втайне надеясь, что все изменится. Потом я пеняла на свое русское горло, неспособное отрешиться от семи лет прошедшей вдали от нее жизни. Потом я смирилась с этим, как смиряются с безнадежно упущенным временем. Те, кто достойней, Боже, Боже, да узрят царствие Твое.

Я дошла до конца. Со смирением, единственно оставшимся на мою долю, я исписала страницы и страницы. Те, кому доведется прочесть написанное, могут думать, что мы, moral and physical wrecks [18], почили на обломках нашего мирка, как на лаврах. Я знаю вас, я узнаю вас с одного взгляда, меня не обманешь. Вам, называющим любовь рабством, а рабство – любовью, нет и никогда не будет доступа в ее – совершенный и обреченный – мир.

«Я – свидетель» (англ.).

Шаткий, нездоровый, безумный (англ.).

«Когда в раздоре с миром и судьбой,

Припомнив годы, полные невзгод,

Тревожу я бесплодною мольбой

Глухой и равнодушный небосвод…»

(В. Шекспир. Сонет 29. Пер. С. Маршака)

«Когда умру, напрасно слез не лей

И знай: тягучий мрачный звон вдали

Разносит весть, что мне теперь милей,

Чем смрадный мир, могильный смрад земли…»

(В. Шекспир. Сонет 71. Пер. К. Азадовского)

…потому что я так люблю Вас… (англ.)

«Когда меня отправят под арест

Без выкупа, залога и отсрочки,

Не глыба камня, не могильный крест,

Мне памятником будут эти строчки…»

(В. Шекспир. Сонет 74. Пер. С. Маршака)

…Не повторяй мое жалкое имя… (англ.)

«Воображаемое интервью с великим актером» (англ.; рассказ Стивена Ликока).

Здесь: воистину (англ.).

«Коня, коня! Королевство за коня!» (англ.)

Ландыш (англ.).

Темен ад! (англ.)

Ты притупи, о время, когти льва.

Клыки из пасти леопарда рви,

В прах обрати земные существа

И (феникса) сожги… (в его крови).

(В. Шекспир. Сонет 19. Пер. С. Маршака)

Она про… (англ.).

…твоя красота… скажи мне до свиданья… (англ.).

Thou (уст., поэт., библ.) – ты. (Косвенный падеж – thee.) (англ.).

Плоскими (англ.).

Моральные и физические обломки (англ.).