Джумпа Лахири - На новой земле

— Что же, Каушик, жизнь продолжается, — сказал мне отец после церемонии. — Новые цели, новые дороги, я желаю тебе счастья, сын!

Мы оба оглянулись на Читру, потом посмотрели друг на друга. Нам незачем было произносить вслух то, что мы чувствовали: что мы оба благодарны Читре за то, что она согласилась нести бремя вечной памяти, вечного сравнения с неизвестной ей соперницей. Теперь мамин дух мог наконец-то освободиться от тревоги за нас и навсегда закрыть за собой дверь на небесах.

Хема не стала объяснять семье истинные причины своей поездки в Рим. Правда, осенью она получила грант, официально освободивший ее от преподавания в Уэллсли [16] Уэллсли — элитарный колледж для девушек недалеко от Бостона. Один из «Семи сестер» — ассоциации семи старейших и наиболее престижных женских колледжей на Восточном побережье США. до конца года, но в Италию Хема приехала по личным мотивам: просто коллега по работе Джованна предложила Хеме пожить в ее квартире в Гетто, и такую прекрасную возможность жаль было упускать. И вот, придумав «легенду» о том, что ей предстоит прочитать курс лекций в институте классической филологии, Хема объявила о своих планах семье. Характерно, что ни родители, ни Навин не выказали удивления по поводу этой поездки и особо не расспрашивали ее: для них научная жизнь Хемы была настоящей загадкой, они искренне восхищались ее достижениями, но никогда не проявляли интереса к тому, чем она занимается. Хема успешно защитила диссертацию и была на шаг от получения должности постоянного профессора, и это все, что их интересовало. Джованна, итальянская подруга Хемы, оформила на нее бесплатный пропуск в библиотеку Американской академии и выдала список телефонов друзей и коллег, с которыми Хема могла связаться в Риме. И вот в начале октября, упаковав свой лэптоп и кое-что из одежды, Хема полетела за океан в импровизированный отпуск. К Рождеству она должна была отправиться в Калькутту, где теперь жили ее родители, а в январе выйти замуж за Навина.

А сейчас стоял ноябрь, до Дня благодарения оставалась неделя. Когда Хема вспоминала привычный ее глазу пейзаж университетского кампуса, она представляла голые ветви деревьев, стучащие в окно учительской, замерзшую поверхность озера Вабан, сумерки, наступающие в три часа дня, и измученных студенток, бормочущих слабыми голосами: «Id factum esse turn non negavit» [17] «Он не отрицал, что это было сделано» (лат.). В Риме листья тоже уже слетали с деревьев, образовав на набережных Тибра неряшливые кучи медно-бурого цвета, однако дни стояли непривычно теплые, даже душные, так что можно было выходить на улицу в одной кофточке, а вынесенные на улицу столы ресторанов и кафе были заполнены народом.

Любимый ресторан Хемы находился в пяти минутах ходьбы от квартиры Джованны — прямо рядом с портиком Октавии. Конечно, в Риме были сотни других ресторанов, которые Хема могла бы посетить, сотни вариантов качо е пепе, спагетти карбонара и жареных артишоков, которые она могла бы попробовать, но почему-то каждый раз, когда она «изменяла» своему ресторану с другими, эти визиты оставляли ее с чувством какой-то неудовлетворенности и разочарования. То ее не устраивало качество еды, то смущал корявый итальянский язык, на котором она изъяснялась, и поэтому она сохраняла верность своему ресторанчику, где ее уже знали. Здесь официанты без напоминания приносили ей бутылку газированной воды, кувшинчик белого вина и быстро убирали стол после первой перемены, оставляя ее за столиком с книжкой. Чаще всего, однако, Хема не читала, а просто сидела и смотрела на развалины портика, на изъеденные временем колонны, кое-где подпертые лесами, на массивный фронтон, значительная часть которого отсутствовала. Модно одетые, оживленные римляне проходили мимо, не обращая на портик ни малейшего внимания, а вот туристов сразу можно было узнать — они задерживались около раскопок, заглядывали вниз, а потом спешили в театр Марцелла. Перед портиком была небольшая площадь, с которой, как прочла Хема на мемориальной доске, в 1943 году было депортировано более тысячи евреев.

Она не собиралась возвращаться сюда, но случайно набрела на этот ресторанчик в первый же день, когда вышла из квартиры Джованны в поисках еды, пошатываясь от усталости после перелета. Собственно, она вполне могла назвать его старым знакомцем — много лет назад они ужинали здесь с Джулианом. Она тогда приехала в Рим тоже под выдуманным предлогом, тайно сопровождая Джулиана на конференцию, так влюблена она была, так уверена, что его развод — дело нескольких недель. Стоял май, страшная жара, город был наводнен туристами, а ей даже было нечего надеть — она не ожидала, что будет так тепло. Джулиан сделал свой доклад на конференции — слегка переработал главу собственной монографии о Петронии, и все дела. Она и сама могла бы выступить с докладом, если бы не была здесь инкогнито, собственно, родителям она так и не объяснила, зачем едет. Родители, конечно, поверили ей на слово — их умная дочь только что защитила диссертацию, так что ее решения в семье не подвергались сомнению.