– Совершенно верно. Но не для искусственно вызванного смеха, не для йоги смеха. Сюда приходят вспомнить о бессмысленности мира и посмеяться над самим собой.
– Нечасто, наверное, приходят? – предполагает Лукреция.
– Да, такого смеха достичь непросто. Эту комнату посещают только Мастера и Великие Мастера, чтобы посмеяться «истинным» смехом, раз или два в год. Не чаще.
Будда явно завораживает Исидора. Лукреция тоже потрясена.
Как это прекрасно. Значит, существует и такой утонченный смех, порождаемый высшей духовностью… Очень интересная теория.
Она замечает висящую напротив Будды репродукцию «Моны Лизы» Леонардо да Винчи. Продюсер поясняет:
– Такая улыбка, как у нее, предшествует возвышенному смеху. На самом деле, это смех человека будущего.
Смех – как направление эволюции человеческого сознания…
Исидору и Лукреции все больше нравится то, чему их учит Стефан Крауц.
Продюсер ведет их в другой зал, стены которого увешены картинами с изображениями костров, пыток, распятий, расстрелов.
– Теперь мы поговорим о «врагах смеха». Первым я назову Платона. Этот человек, получивший такую высокую оценку официальной философии, произнес следующие слова: «Две истинных причины смеха – это порок и глупость».
Рассказывая, Стефан Крауц показывает на портреты.
– Аристотель, другой светоч философии, заявлял: «Смех – признак уродства и нравственного падения».
Еще одна картина, изображающая человека с нимбом над головой.
– Савл из Тарса, более известный как Святой Павел. Основатель официального католицизма. В послании к жителям Эфеса он призывает отказаться от плотских наслаждений, «не имеющих целью деторождение», и от смеха, который он называет «духовным блудом». Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Эти люди, сами того не зная, страдали агеластией.
Исидор и Лукреция не понимают.
– Известная, много раз описанная патология. Слово состоит из префикса «а», означающего «без», и корня «гелос» – «смех». Само слово придумано врачом, которого звали… Франсуа Рабле.
Опять он. Этот парень изобрел решительно все. Просто Леонардо да Винчи юмора.
— Это настоящая болезнь, страдающие ею люди смеются очень редко или не смеются просто никогда. Одним из самых известных агеластиков являлся Исаак Ньютон. По свидетельству его окружения, он засмеялся всего один раз в жизни: когда его спросили, зачем он читает «Начала» Эвклида.
И Сталин.
По воспоминаниям близких, он заставлял себя улыбаться или смеяться только для того, чтобы хорошо выглядеть на фотографиях либо в пропагандистских фильмах. Помимо этого, смех у него вызывали лишь казни бывших соратников Ленина.
Среди противников смеха Стефан Крауц называет и Гитлера, который, после громкого процесса над юмористом, осмелившимся назвать свою собаку Адольфом, поставил на голосование закон, запрещавший людям смеяться на «недозволенные темы».
– Бастер Китон по прозвищу «Человек, который не смеется» тоже был агеластиком? – спрашивает Лукреция.
– Нет. Просто один из пунктов его контракта с кинокомпанией запрещал ему смеяться перед камерами. А в частной жизни он очень часто это делал.
Стефан Крауц переворачивает страницы книги.
– Во все времена у смеха находилось очень много врагов. И как вы увидите позже, иногда они боролись со смехом… при помощи смеха. Некоторые из них, как, например, Джонатан Свифт, человек чрезвычайно молчаливый, даже становились Великими Мастерами нашей ложи.
– Творец и его инструмент – это разные вещи. Все зависит от цели.
– Совершенно верно. Смех – это оружие, и его можно заставить служить совсем не тем целям, которые преследуют юмористы. При помощи смеха можно упрочить положение тирана на троне. Чаушеску, например, создал министерство юмора для того, чтобы люди смеялись и не бунтовали.
Исидор записывает услышанную информацию.
– За это мы и воюем сейчас. Не надо бороться с юмором. Надо бороться за то, чтобы плохой юмор не победил хороший. Поскольку они сосуществуют и взаимно уничтожают друг друга.
– Как плохой и хороший холестерин, – замечает Лукреция.
Поговорив о противниках смеха, Крауц рассказывает Исидору и Лукреции о приемах, усиливающих смех.
– Представьте, что, оседлав волну, можно двигаться быстрее самой волны. Мы усиливаем комичность ситуации, вспоминая еще одну шутку, которая заставляет нас смеяться вдвое сильнее. Мы называем это «турбоэффект». Вы наращиваете и наращиваете скорость.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу