Вадим Муратханов - Время безветрия. Повесть

Володя шел с полосой в руках по длинному коридору. Из-за поворота показался Муравцев.

Коридоры газетного корпуса смущали Володю не столько расстояниями, сколько одной неудобной особенностью: при встрече со знакомым они вынуждали рассчитывать свое поведение заранее, за несколько секунд до встречи. Когда начинать улыбку? В какой момент поднимать для приветствия руку? Непосредственность терялась от рефлексии, и самые простые чувства к отстраненной расстоянием знакомой фигуре обретали привкус неискренности.

— Здорово, — кивнул Муравцев, поравнявшись. — Макс приду… придумал день рожденья свой отмечать.

— Ему полегчало?

— Наоборот. Я гав… гав… говорил недавно с его врачом — прогноз хреновый. Но вот хочется же ему праздника. Всех зовет.

— И Рустама?

— Рустам бай… бай… боится. А вот Леша Чудинов собирается. В пятницу из редакции едем. Ты с нами?

— С вами.

У верстальщиков было время обеда, стул возле Анжелы пустовал.

— Трудно Чудинова сокращать, — пожаловался ей Володя. — Пишет как поет. Строк на десять утряс, а надо было пятнадцать. Выручай: поколдуй со снимком, с интерлиньяжем. Ты же у нас волшебница. Кто, если не ты?

— Сколько слов — и все не те, — усмехнулась Анжела. — Давай уже своего Чудинова, придумаем что-нибудь. Ты, кстати, Кучина не видел? Проездной взял, обещал вернуть до обеда.

— Кучин? Не вернет, зря дала.

— Почему? — расстроилась Анжела. — Надо же верить людям. Ведь надо же верить?

Володя смотрел, как мимо его двора проезжает красная «Пермь». Рашид стоял на основании рамы и рулил. Длинный Анвар сидел на высоко поднятом седле и крутил педали. Яблоневые ветки, до которых никогда не допрыгивал Володя (чтобы достать плод, ему приходилось вооружаться палкой), хлестали Анвара по лицу, но не смахивали улыбку. На багажнике теснились Бахтияр и державшаяся за него маленькая Умида.

— Дедушка Рашиду велик купил, — повернулась она к Володе.

И Володя пошел вслед за великом.

Пирамида ехала медленно, так что можно было поспевать за ней шагом. Высадились у дома Рашида.

— Главное — легкий ход. Классная лайба, — одобрил длинный Анвар.

Когда все разошлись, Рашид предложил Володе прокатиться.

— Только в окружную. Далеко не уезжай, — предупредил он.

Ход у новенькой «Перми» и вправду оказался легким. Разогнавшись один раз, можно было долго скользить вдоль улицы. Привставая на педалях, заглядывать в прежде недоступные глазу чужие дворы.

В одном желтеют гигантские ромашки подсолнухов. В другом бабушка Эркина достает из тандыра и укладывает в таз румяные, блестящие жиром лепешки. В третьем дядя Миша в одних трусах подвязывает виноград.

Володя задрал голову к небу и увидел: неподвижные облака проплывают сквозь сети просвеченных солнцем ветвей.

Опустив взгляд к асфальту, как раз успел заметить, как переднее колесо проезжает по самой кромке открытого люка.

Вернувшись в редакцию после обеда, Володя нашел Анжелу в слезах. Оказалось, ветер унес лежавшую на подоконнике полосу с правкой чудиновской статьи. Когда Анжела выбежала из здания, полосы на улице она уже не нашла.

— Ах… ах… охренеть, — покрутил головой Муравцев. — Рустам на планерках оперативности от нас требует. Вот и сообщаем городу новости на день раньше. Да вы… да вы…

— Да мы-то что? — вырвалось у корректора Любови Михайловны. — Нас и в здании-то не было.

— Давыдова предупредите, — раздраженно продолжил Муравцев, — чтоб материалы на замену посмотрел. На всякий пожарный…

Заплаканная Анжела сидела неподвижно, уткнувшись в монитор невидящим взглядом. Сейчас она была похожа на мальчика. Узкие, хрупкие плечи, круглое лицо и короткие кудрявые волосы странно сочетались с высокими холмами груди, словно одолженной у старшей сестры.

Внезапно она подняла голову, закрыла глаза:

— Господи, сделай так, чтобы все обошлось.

Когда дедушка говорит «сходить к церкви», это означает сходить в гастроном. В саму церковь они никогда не заходят: пока дедушка стоит в очереди за продуктами, Володя гуляет между маленькой парикмахерской и автоматом газводы, за которым начинаются неизвестные улицы. Потом дедушка выходит из гастронома и покупает мороженое — пломбир за двадцать копеек или фруктовое за семь. Фруктовое в большом стакане, но оно розовое и кислое. Володя ест и фруктовое, чтобы дедушку не обидеть.

На пятачке перед гастрономом мелькают люди и ничего не происходит: время стоит не двигаясь, и даже ветер не тревожит макушки деревьев. Володя решает впервые перейти на ту сторону дороги, где стоит церковь.