Ханиф Курейши - Будда из пригорода

Перед уходом мы с Хелен обменялись адресами и телефонами. Чарли с девушкой спорили в прихожей. Чарли хотел отвезти её домой, а она настаивала на том, что поедет куда сама пожелает, глупышка.

— Ну почему ты меня не хочешь? — спросил он. — Я вот тебя хочу. Я теперь тебя люблю.

Почему он так несдержан? Я, по крайней мере, если хочу кого-то, кто не хочет меня, умею проявить безразличие. Я насмешливо фыркнул в его сторону и вышел ждать папу и Еву на улице.

Вот, значит, как оно выходит. Хелен безответно любила меня, я безответно любил Чарли, он безответно любил мисс Пачули, а она, вне всяких сомнений, безответно любила ещё какого-нибудь паршивца. Единственной парой, любящей небезответно, были папа с Евой. Я ужасно страдал, сидя с ними в машине, когда Ева то и дело обнимала папу. Папе пришлось даже предупреждающе погрозить ей пальцем, и она его за этот палец укусила. А я сидел там как примерный сынок и притворялся, что меня не существует.

На самом ли деле папа любит Еву? Мне было трудно в это поверить, мир в нашем доме всегда казался мне нерушимым. Но ведь он этого и не скрывает. После выступления он подарил Еве такой сочный поцелуй, как будто впился в апельсин, и сказал, что без неё никогда бы не справился. А она ворошила ему волосы, пока Карл и Марианна стояли в молитвенной позе со сложенными руками, а Тед и Джин в своих дурацких пальто пялились на них, как два тайных агента. Что же такое творится с папой?

Мама ждала нас в прихожей, лицо её частично скрывала телефонная трубка. Говорила она мало, но на другом конце провода отчетливо раздавался далекий голос Джин. Ловко сработано. Папа скрылся в своей комнате. Я хотел драпануть наверх, но мама сказала:

— Минутку, умник фигов, тут с тобой хотят поговорить.

— Кто?

— Пойди сюда.

Она сунула мне телефон, и Джин коротко сказала:

— Приходи завтра. Чтоб был. Понял?

Вечно она орет, как будто с дебилом разговаривает. Да пошла ты, подумал я. Когда она в таком настроении, лучше держаться от неё подальше. Хотя, конечно, нет на свете человека горластей меня. Я там буду, непременно.

Так что на следующее утро я помыл велосипед и вскоре подпрыгивал по кочкам неасфальтированных дорог, повторяя наш вчерашний маршрут. Ехал я медленно, попутно разглядывая мужчин, которые пылесосили, поливали из шланга, мыли, чистили, полировали, скребли, чинили, обсуждали и любовались своими машинами. Стоял ясный, погожий денек, но заведенный порядок их жизни никогда не менялся. Женщины кричали, что обед на столе. Народ в шляпах и костюмах возвращался из церкви, у каждого в руках Библия. И детки все как на подбор умытые и причесанные.

Я был не совсем готов предстать пред гневные очи Теда и Джин, и решил заскочить к Хелен, которая жила с ними по соседству. Перед уходом я наведался в папину комнату и стащил у него упаковку презервативов, покрытую вековой пылью, — так, на всякий пожарный.

Хелен жила в большом, старом доме в стороне от дороги. Кажется, все мои приятели жили в больших домах, все, кроме нас. Немудрено, что у меня развился комплексом неполноценности. Но дом Хелен выглядел отнюдь не на миллион долларов. Кусты и клумбы одичали, тропинка заросла одуванчиками. Навес как-то скособочился. Дядя Тед сказал бы: «Стыд и позор».

Я оставил велосипед снаружи, за воротами. Попытался было открыть калитку, но она не поддавалась. Ну, для меня это, сами понимаете, не помеха, я перемахнул через забор. На крыльце нажал кнопку звонка, он заверещал в глубине дома. Прямо ужастик какой-то, фу-ты ну-ты! Но, надо вам сказать, я действительно струхнул. Ответа не было, и я решил обойти дом вокруг.

— Карим, Карим, — над головой у меня раздался торопливый, тревожный голос Хелен, она высунулась из окна.

— Эй, привет, — крикнул я. — Я просто хотел повидаться.

— Да, я тоже!

Я разволновался. Вечно мне нужно все и сразу.

— А чего ж тогда? Ты что, выйти не можешь? Или Джульету репетируешь?

Вдруг голова её дернулась, и Хелен как будто втащили назад в дом. До меня долетела приглушенная перебранка — голос был мужским — и окно со стуком опустилось. Потом задернули занавески.

— Хелен, Хелен! — позвал я.

Открылась дверь. Там стоял отец Хелен — здоровяк с черной бородой и могучими руками. Я представил себе его волосатые плечи, и, что ещё отвратительнее, волосатую спину, как у Питера Селлерса и Шона Коннери. (У меня был список актеров с волосатыми спинами, который я его постоянно пополнял новыми экземплярами). И тут я побледнел, но, видно, недостаточно, потому что Волосатая Спина спустил с поводка пса, датского дога, мать его растак, и он заинтересованно потрусил ко мне с разинутой пастью, огромной, как пещера. Зубы — не зубы, а зазубренные желтые клинья — с трудом помещались в эту пасть, увешанную тягучими нитями слюны. Я сложил руки перед грудью, чтобы псина не могла их откусить. Может, в этой нелепой позе я напоминал лунатика, но поскольку руки могли мне понадобиться для других целей, мне было плевать, как я выгляжу, хотя обычно я фанатично слежу за этим, будто весь мир только и делает что непрерывно следит за мной и ждет, не допущу ли я какую-нибудь оплошность в самых сложных и не предназначенных для чужих глаз ситуациях.