Эйлин Фэйворит - Героини

Зазвонил телефон, и Анна-Мария услышала, как мать метнулась в гостиную. Поначалу было почти не слышно, о чем идет речь, но затем мать повысила голос.

— Так я и знала! Мы должны были продать его еще два года назад! Ты никогда не слушаешь меня, Генри!

Анна-Мария терпеть не могла, когда мать кричала на отца; в ней тут же вскипала ненависть. Последнее время разговоры в доме Энтуистлов постоянно крутились вокруг денег. Использовать садовые пионы в качестве украшения для стола не считалось шиком, но теперь пришлось сделать это. Обычно в день ланча с дамами из клуба к дому подъезжал фургон флориста с гигантским ассортиментом роз и экзотических растений. Необходимость экономить на всем буквально убивала Эдит. Моя мама знала об этом и ждала, что же дальше будет принесено в жертву. Для того чтобы она имела возможность получить надлежащее образование, существовал трастовый фонд, но казалось немыслимым, что мама сможет учиться в таком дорогом колледже, как Вассар, в то время как доходы семьи так резко упали.

— А как насчет твоей собственной семьи? Хочешь, чтобы мы все оказались на улице?

Анна-Мария так яростно терла ложку, ощущая через тонкую ткань завитки филиграни, как будто коробка начищенного столового серебра могла спасти семью. Наконец последняя ложка улеглась в обтянутое бархатом углубление. Девушка взяла со стола тяжелый футляр красного дерева и направилась в столовую, неся его на вытянутых руках. И в этот момент мать завизжала:

— Ничтожество! Полное ничтожество, вот ты кто!

Сначала Анне-Марии показалось, что Эдит называет ничтожеством ее. На глазах выступили слезы. Маятник в старинных напольных часах фирмы «Сет Томас» мерно раскачивался из стороны в сторону. Анна-Мария чувствовала себя усталой и разбитой. Но, поняв, что оскорбление адресовано отцу, она мгновенно завелась — сказались и усталость, и невозможность решить ситуацию с Кэтрин, и внезапно вспыхнувшая страсть к Хитклифу. Гнев ее выплеснулся на Эдит. Она из кожи вон лезла, чтобы быть хорошей и послушной, а вокруг меж тем разрастался хаос. Впервые за долгое время моя мама поняла: у совершенства, правившего домом, есть имя — тирания. У ее матери всегда был трудный характер, но теперь, когда дело дошло до угрозы лишиться привычного роскошного образа жизни, она стала просто невыносима. Анна-Мария с грохотом швырнула футляр на обеденный стол, зазвенело серебро.

Эдит резко обернулась и окинула ее неодобрительным взглядом.

— Мне надо идти, Генри. Поговорим позже. — Она повесила трубку на рычаг и подошла к Анне-Марии.

— Столовые приборы мне сейчас не нужны.

— Почему ты так подло обращаешься с ним?

— Подло? Мы с твоим отцом обсуждали одно дело.

— Ты говорила с ним так, точно он дурак какой-то!

— Мне следовало самой вести его дела! У твоего отца не хватило ума понять, что…

— Сейчас же прекрати говорить о нем гадости!

— Не смей говорить со мной в таком тоне.

— Он мой отец!

Эдит хмыкнула. Взяла с буфета серебряный портсигар, достала сигарету, закурила.

— Как мило. Стало быть, ты на его стороне. А ведь это тебе следовало бы беспокоиться. Твой трастовый фонд оформлен на его имя, пока тебе не исполнится восемнадцать.

— И что с того?

— Я защищаю в первую очередь твои интересы. Думаешь, сможешь познакомиться хотя бы с одним приличным молодым человеком, если пойдешь учиться в обычный государственный колледж?

— Да я плевать на них хотела!

— Это ты сейчас так говоришь. Со временем поумнеешь, надеюсь. Стесненные обстоятельства многим девушкам подрезали крылья. И я не допущу, чтобы это произошло с тобой. Можешь обзывать меня как угодно, я не отступлюсь.

— Ты хочешь сказать, что я не смогу учиться в Вассаре?

— Положись на меня. А теперь ступай наверх, Анна-Мария. И не смей больше устраивать мне сцены! Прими душ, охлади голову.

— Я тебя ненавижу.

— Наверное. Но настанет день, и ты все поймешь. — Эдит указала сигаретой на раскачивающийся маятник старинных часов. — Наши гостьи будут здесь ровно через сорок две минуты.

Эдит развернулась и решительным шагом направилась в гостиную.

— Держи себя в руках, очень тебе советую.

Подбородок решительно вздернут, каблучки дробно постукивают по деревянному полу. Но от внимания Анны-Марии не укрылось, что пальцы матери с зажатой в них сигаретой дрожат.

Звякнул колокольчик, и на пороге возникла первая гостья. Эдит так и лучилась любезностью, сияла улыбкой. Леди восторженно охали и ахали при виде стола, заставленного пирогами, крохотными сэндвичами с салатом из огурцов и яиц, графинами с пенистым шербетом. Анне-Марии в серо-голубом материнском костюме раз десять пришлось рассказать о своих планах на будущее, связанных с колледжем, и она чувствовала себя завзятой лгуньей. Одна матрона в перчатках и с густо намазанным помадой ртом кивала как заведенная, пока Анна-Мария перечисляла предметы, которые придется изучать в первом семестре. В глубине души она чувствовала, что в случае разорения родителей ей не доведется присутствовать ни на одном из этих занятий.