Мария Метлицкая - Беспокойная жизнь одинокой женщины (сборник)

– Ну и кто он? – спросила Марина.

– Его зовут Аркадий, он преподает историю в нашей гимназии. Мам, ну прости меня, пожалуйста!

– За что простить, господи, о чем ты, Наташа? – сказала Марина.

– Только мне Мишу очень жаль, мам, у него и так сейчас все хуже некуда. Такой жуткий период. А тут еще я. Но врать ему я больше не могла, понимаешь? В общем, я ему все рассказала. И про ребенка тоже. Вот такая я сволочь, мам.

«Боже мой! Моя тихушница Наташка! И такое выкинуть! Завела роман, залетела, а я все пропустила, ничего не заметила. Вот это поворот, господи. А сейчас она, бедная, мучается из-за этого ничтожества, слезы льет, с ума сходит. Господи, а нервничать ей сейчас никак нельзя».

– За Мишу переживаешь? – усмехнулась Марина. – А вот это зря. Твой дорогой Миша даром время не терял. Крутил за твоей спиной роман с блондинкой по имени Катя. А ты – ни сном ни духом. Так что совесть тебя пусть не мучает, дорогая! – оживилась Марина.

– С какой Катей? – спокойно уточнила Наташка. – С Катей Виленской, что ли?

– С ней, с ней, видно, еще с чебоксарских времен этот романчик тянулся. А ты откуда про нее знаешь? – спросила обалдевшая Марина.

– Господь с тобой, мам, какой там роман, что ты. Она была женой его школьного друга, Вадима. Он погиб три года назад, на машине разбился. Ну помнишь, Миша еще на похороны ездил? Вот он Катюхе и помогал, ну, поддерживал как мог. Она тогда еле выкарабкалась, не дай бог. Ребенок еще грудной был. Миша к ней заезжал, я мальчишке игрушки передавала. В общем, подбадривали ее, что ли. Жизнь у нее была очень непростая – бизнес еле шел, ребенок болел, в общем, билась она как могла, а тут еще на нее серьезно наехали, она за мальчишку испугалась и уехала к родителям. Какой роман, о чем ты, мам? Ладно, мам, ты иди, я хочу побыть одна, извини.

Шашлыки Марина не ела, а выпила залпом стакан водки и ушла к себе. Не выходила из комнаты почти сутки. А потом поднялась, встала под душ, накрасилась и приказала себе: ничего не вспоминать. Ну, ошибочка вышла. Осечка. С кем не бывает. Что искать себе оправдание? В конце концов, она билась за своего ребенка, а здесь, как известно, все способы хороши. Цель оправдывает средства. Ну, погорячилась, не разобралась – у нее тоже, извините, эмоции. Тоже живой человек. Так, надо все это просто из головы выкинуть и забыть, забыть, забыть. Теперь надо решать другие проблемы. Теперь новые заботы – что еще за птица этот Аркадий? Господи, там зарплата наверняка три рубля, и, может, еще и семья есть, дети. С этим всем надо разобраться, разобраться. Ведь он, между прочим, отец ее будущего внука. Про Мишу она больше не думала – интересовать он ее перестал. Жизнь в корне менялась, и надо было быстро ориентироваться в новых обстоятельствах. Если этот новый кандидат женат, значит, надо с этим что-то делать и устраивать новую Наташкину жизнь. В общем, переживать и каяться времени нет, да и какой со всего этого навар? Жизнь – борьба. И на это нужно очень много сил.

Наташка развелась с Мишей через два месяца – мирно, без скандалов. И Миша укатил на родину, в Чебоксары. Беременность дочь переносила тяжело и почти все время лежала. Ее возлюбленный, Аркадий, навещал ее два раза в неделю – он, конечно же, оказался женат и, судя по всему, хоть мучился, страдал и рефлексировал, но не очень торопился с разводом.

Видя его нерешительность, Марина собралась заявиться к его жене и расставить наконец все точки над i. Конечно, кошки на душе скребли, да и вообще как-то грубо и неэстетично, но было крайне мало времени на тонкие интриги – аврал на работе, растущий Наташкин живот, ее страдающие глаза.

Глубокий вдох – и Марина нажала на кнопку звонка. Дверь открыла очень маленькая женщина в блеклом сатиновом халате. «Хвост» на затылке, бледное лицо, сухие губы.

– Разрешите? – Марина вступила в крохотную прихожую, женщина растерянно кивнула, Марина прошла на кухню.

На кухне стояла старая мебель из семидесятых годов прошлого века – Марина вспомнила ее название: «Яблоневый цвет». На плите в сковородке лежали макароны. Марина присела на край табуретки. Женщина смотрела на нее испуганно и теребила тонкий серебряный крестик на шее. И Марина начала свой спич.

– Знаете, – как бы доброжелательно усмехнулась она, – жены обычно узнают все последними. Мне очень жаль, но все зашло так далеко, и, мне кажется, пора бы и вам быть в курсе.

Она сделала паузу и посмотрела собеседнице в глаза. Та еще ничего не понимала, но уже чуяла беду – глаза ее были полны страха.