Томас Бруссиг - Солнечная аллея

Но Миха и Мирьям были, безусловно, первой парой. Миха, кстати, и танцевал лучше всех. Во всех танцах он с такой элегантностью вел свою партнершу, что она вверялась ему все больше — ибо и сама чувствовала себя с ним все увереннее. Впервые в жизни Миха смутно почувствовал, что это значит на самом деле — быть мужчиной, и вовсю старался быть им для своей дамы. Миха, прежде смотревший на мир с юношеской робостью, в тот вечер ощутил на себе всю притягательную силу восхищенных девичьих глаз и был потрясен: сколько всего, оказывается, можно пережить и выразить в одном только взгляде!

А Мирьям явно наслаждалась действием своих чар и тем, что, кроме нее, Миха вообще никого и ничего вокруг не замечает. Неудивительно, что и рокот мотоциклетного мотора за стенами школы он поначалу тоже не услышал. Как назло, это случилось во время танго, любимого Михиного танца. На фоне нервных ритмов «Кумпарситы» все отчетливей пробивался ровный, сытый, уверенный бас стоящего со включенным движком «АВО». И как только танец кончился, Мирьям с Михой попрощалась.

— Как всегда: в самый прекрасный момент приходится заканчивать, — сказала она и была такова. А Миха остался стоять, и все на него глазели, и никто в этот миг не желал оказаться на его месте. Только что он был прекрасным принцем, героем вечера. Едва Миха пришел в себя, он кинулся на улицу и крикнул вслед Мирьям:

— Да нет же, в самый прекрасный момент надо продолжать!

Но она уже отъезжала, крепко обхватив руками своего мотоциклиста. И поскольку была в бальном платье, то и сидела на мотоцикле по-дамски, свесив ноги в одну сторону. И даже не услышала, как Миха что-то прокричал ей вслед.

Когда Миха побитым псом вернулся в зал, все стояли молча и смотрели только на него. Заиграл вальс, и Шрапнель уже лихорадочно строила планы с учетом изменившейся обстановки, но Миха схватил одну из танцевальных голубок и пустился с ней по залу. Только один круг, потом он попросту оставил голубку и направился к выходу. Одним показалось, что он плачет, другие уверяли, что он был красный, как рак, и весь трясся. Но вальс он станцевал безупречно. Причем именно Миха вел танцевальную голубку — настолько хорошо он за это время научился вальсировать.

А несколько дней спустя Миха обнаружил в почтовом ящике письмо — без имени, без обратного адреса, только с наклеенным на конверте алым сердечком. Миха тотчас Конверт вскрыл и вышел с ним на улицу, где, как назло, тут же столкнулся с участковым. Письмо выпало у Михи из рук, а поскольку день выдался ветреный, его потащило вдоль по улице. Миха хотел было кинуться вслед, но участковый, хватая Миху чуть ли не за шкирку, потребовал предъявить документы. Письмо, уносимое ветром все дальше, приземлилось в итоге на нейтральной полосе, где благополучно застряло в кустах. Впрочем, этого Миха видеть не мог, письмо он обнаружил в кустах лишь позже, когда при помощи зеркальца, прикрепленного к палке от швабры, производил рекогносцировку нейтральной полосы. Не мог он просто так о письме забыть и с тех пор не оставлял попыток до него добраться.

Ведь это было первое любовное письмо, полученное Михой, и надо ж такому случиться, что именно оно угодило на нейтральную полосу, полосу смерти. Миха понятия не имел, что в том письме. Он даже не знал, от Мирьям оно или еще от кого-то. Может, ему всего-навсего Шрапнель написала. Или танцевальная голубка, с которой он вальс станцевал. Может, письмо вообще предназначалось не Михе, а его сестрице Сабине. Разумеется, Миха страстно желал, чтобы письмо было от Мирьям и ни от кого другого. В последующие недели для него на этом письме буквально свет клином сошелся. Он решил добраться до него во что бы то ни стало, а Мирьям про письмо спросить не мог: стыдился признаться, что он такой рохля и упустил письмо на нейтральную полосу. Это, во-первых, смешно, а во-вторых, для нее оскорбительно, так Миха думал. А если письмо вдобавок еще и не от нее, это уж совсем будет конфуз: спросить про любовное письмо, которого она даже не писала.

Сперва Миха пытался попросту выудить письмо при помощи удочки. Помогал ему в этом деле Марио. Он держал зеркальце и говорил Михе, куда забрасывать и куда подводить «крючок». На самом деле вместо крючка они привязали к леске кусочек ластика, обмокнутый в пузырек канцелярского клея. Главная задача состояла в том, чтобы ластик просто прикоснулся к конверту. Если бы это произошло, Миха и Марио намеревались несколько минут выждать, покуда клей засохнет — и письмо можно было благополучно тянуть наверх.